Железный король. Узница Шато-Гайара (сборник). Морис Дрюон

что к тому времени он поумнеет!»

      В стекла, схваченные свинцовым переплетом, надсадно барабанил мартовский дождь.

      – Бувилль, – окликнул Филипп камергера.

      Юг де Бувилль решил, что король спрашивает его мнения. Первый королевский камергер был сама преданность и верность, само повиновение, сама услужливость, но природа обделила его способностью мыслить самостоятельно. И прежде всего он старался угадать, какой ответ будет угоден его величеству.

      – Я думаю, сир, – забормотал он, – я думаю…

      – Велите принести свечи, – прервал его король, – ничего не видно. Ваше мнение, Ногарэ?

      – Те, кто впал в ересь, заслуживают кары, применяемой к еретикам, и притом безотлагательной, – твердо произнес хранитель печати.

      – Ну а народ? – спросил Филипп Красивый, переводя взор на Мариньи.

      – Народное волнение уляжется, коль скоро те, кто является причиной беспорядков, перестанут существовать, – отозвался коадъютор.

      Карл Валуа решил сделать последнюю попытку.

      – Брат мой, – начал он, – осмелюсь напомнить вам, что Великий магистр причислен к рангу царствующих особ, и лишить его головы – значит посягать на тот самый принцип, который охраняет королевские головы…

      Но под ледяным взглядом Филиппа начатая фраза застряла у него в горле.

      Наступила минута тягостного молчания, затем Филипп Красивый заговорил:

      – Жак де Молэ и Жоффруа де Шарнэ нынче вечером будут сожжены на Еврейском острове против дворца. Они взбунтовались публично, следовательно, и кара будет публичной. Я все сказал.

      Он поднялся, и присутствующие последовали его примеру.

      – Вы составите приговор, мессир де Прель. Предлагаю вам, мессиры, лично присутствовать при казни и нашему сыну Карлу тоже быть там. А предупредите его вы, сын мой, – закончил он, взглянув на Людовика Наваррского.

      Потом он позвал:

      – Ломбардец!

      И вышел, сопровождаемый собакой.

      На этом Совете, участие в котором принимали два короля, один император, один вице-король, были осуждены на смерть два человека. Но ни на минуту никто не подумал, что речь идет о двух человеческих жизнях – речь шла лишь о двух принципах.

      – Ну, племянник, – сказал Карл Валуа, обращаясь к Людовику Наваррскому, – сегодня мы с вами присутствовали при похоронах рыцарства.

      Глава VII

      Башня любви

      Спускалась ночь. Слабый ветерок далеко разносил запахи влажной земли, тины и весенних хмельных соков, гнал по беззвездному небу большие черные тучи.

      Лодка, отчалившая от берега у Луврской башни, медленно скользила по Сене, по ее блестевшим, словно старая, хорошо начищенная кираса, водам.

      На корме сидели два пассажира, старательно кутавшие лица в высокие воротники длинных плащей.

      – Ну и погодка нынче, – начал перевозчик, неторопливо орудуя веслами. – Проснешься утром – туману, туману, в двух шагах не видать. А как только десять пробьет,