Крестный отец. Марио Пьюзо

залпом выпил желтоватый обжигающий ликер и протянул стакан за добавкой.

      – Я небогат, крестный, – произнес он, бодрясь. – Дела мои идут под откос. Действительно, не стоило мне бросать жену с детьми ради той потаскухи. Правильно вы на меня разозлились.

      Дон пожал плечами.

      – Я переживал за тебя. Ты ведь мой крестник.

      Джонни стал мерить кабинет шагами.

      – Стерва свела меня с ума: главная звезда Голливуда, внешность ангельская… А знаете, что она делает после съемок? Отдается гримеру, если тот хорошо постарался. Или кувыркается с оператором, если тот угадал с ракурсом. И так со всеми подряд. Для нее заняться сексом все равно что дать на чай. Блудливое порождение ада…

      – Как семья? – перебил дон Корлеоне.

      Джонни вздохнул.

      – Они в порядке. При разводе я отписал Джинни и детям больше, чем требовалось по суду. Навещаю их каждую неделю. Иногда кажется, что я схожу с ума – так я тоскую. – Он выпил еще. – А новая жена смеется надо мной. Не понимает моей ревности, называет меня старомодным макаронником, издевается над моими песнями… Перед отъездом я хорошенько ее побил, только лицо не тронул – у нее съемки. Я колотил ее по рукам и ногам, как мы делали в детстве, а она смеялась. – Джонни закурил. – Скажу честно, крестный, мне и жить-то сейчас не хочется.

      – Против этих бед я бессилен… – Дон Корлеоне развел руками и, помолчав, спросил: – А что у тебя с голосом?

      Уверенность и самоирония исчезли с лица Джонни Фонтейна. Он весь поник.

      – Я больше не могу петь, крестный. Что-то со связками; врачи не поймут – что.

      Хейген с доном никогда не видели Джонни в таком отчаянии.

      – Две картины с моим участием собрали большую кассу, – продолжал тот, – я прославился. А теперь меня вышвыривают на улицу. Владелец студии решил дать мне расчет. Он всегда меня не выносил.

      – И почему же? – мрачно вопросил дон Корлеоне.

      – Я пел песни для либеральных организаций. Помню, вам это не нравилось. Вот и Джеку Вольцу тоже. Он заклеймил меня коммунистом – правда, остальные не поддержали. А потом я увел девушку, которую он приглядел для себя. Мы всего лишь разок перепихнулись, но девушка стала меня преследовать. Что мне было делать?.. Теперь жена-шлюха указывает мне на дверь, а Джинни не примет меня обратно, пока я не приползу к ней на коленях молить о прощении… И петь я больше не могу. Крестный отец, как мне быть?

      Лицо дона Корлеоне приняло холодное и суровое выражение.

      – Первым делом начни вести себя как мужчина, – презрительно бросил он и вдруг гневно проорал: – КАК МУЖЧИНА!

      Перегнувшись через стол, дон по-отцовски жестко схватил Джонни Фонтейна за волосы.

      – Господи, как же так вышло? Ты столько времени провел в моем обществе – и вырос таким женоподобным голливудским finocchio[7], который ноет и просит его пожалеть? «Как мне быть? Боже, что мне делать?!» Ну точно баба!

      Дон так артистично передал страдальческие интонации,

7

Педик (сленг. Ит.).