Ошибка Творца. Дарья Дезомбре

Людмилу. Он – народный артист. Она – заслуженная. Жили Джорадзе в центре, в большой светлой квартире в сталинском доме. Андрея встретил отец, Гия Давидович, крупный седой старик с одышкой. Он открыл дверь, приложив палец ко рту:

      – Давайте потихоньку, Элисо только что заснула на снотворных – всю ночь опять проплакала.

      Джорадзе-старший тяжело прошел на кухню. Андрей мельком увидел в полутьме прихожей зеркала, занавешенные черным. Кухня – светлая, с явно сделанной на заказ деревянной мебелью. Роспись на буфете по центру – большая птица, то ли павлин, то ли петух – перекликалась с большими керамическими тарелками на стенах: желто-оранжевыми, как желток, синими в ультрамарин, травянисто-зелеными. Видно, что тут жили люди, которым было наплевать на дизайн и модную эстетику. Здесь царил уют, пахло приправами – чабрецом, майораном. И – свежей выпечкой.

      – Чай? – поднял на него карие глаза под тяжелыми веками Гия Давидович. – Я испек печенье.

      И на удивленный взгляд Андрея пожал плечами:

      – Я люблю печь. Это успокаивает нервы. А Элисо сейчас почти не встает, не то что готовить. Ираклий – наш единственный сын, понимаете?

      Андрей кивнул. Он не понимал только одного – как у такого отца мог получиться такой сын? Почему-то Андрей был уверен – если рассказать Джорадзе-старшему, как ради рейтингов его отпрыск заказывал убийства невинных людей, этот крупный сильный человек сразу умрет, упав затылком прямо на идеально чистый пол медового цвета.

      – Не откажусь от печенья, – Андрей улыбнулся, – с чаем.

      Отец Ираклия спокойно стал заваривать чай в толстостенном коричневом чайнике, нарезать лимон. Вынул печенье ромбиками, усыпанное орехами, и Андрей сглотнул голодную слюну: пообедать он, как всегда, не успел. Звук не ускользнул от хозяина дома. Гия Давидович задумчиво посмотрел на гостя и залез в холодильник – на Андрея пахнуло соленьями. Бывший солист вынул две мисочки, открыл крышки: в одной лежали баклажаны, в другой – куски курицы в соусе, чем-то похожем на сметану.

      – Сациви, – пояснил он. – Кушайте, кушайте. Мне сестра принесла. А нам кусок в горло не лезет.

      И он поставил перед капитаном тарелку с вилкой. Андрей благодарно кивнул – это был просто какой-то нежданный пир, будто отец хотел загладить недавний приступ ярости и презрения, внушенный его сыном.

      Он приступил к еде, задав опустившемуся на стул напротив певцу один вопрос:

      – Что вы знаете о жизни Ираклия в последний год?

      Гия Давидович повертел рассеянно в руках чашку с чаем:

      – Да ничего, наверное. Мы с Элисо мало что понимали в этих его криминальных новостях. Даже смотреть перестали. Одно расстройство. – Он пожал плечами. – Так далеко от того, чем мы всю жизнь занимались. Он ведь был музыкальным мальчиком. Играл на флейте. Мы думали… Но что уж теперь! Он выбрал свое место в жизни. И мы туда не лезли. Элисо очень