Орден Превыше Всего. Николай Геннадьевич Никишин

положились на мостах через Неву и Обводный канал, а общий резерв сосредоточился на Дворцовой площади. Перед солдатами поставлена задача, не допускать рабочие массы из пригородных участков в центр города и оказывать содействие местной полиции.

      К утру город представлял из себя огромный военный лагерь. По всем улицам расположились воинские части, разъезжали конные отряды, горели костры и дымились походные кухни. Около сорока тысяч человек стояли в ожидании колонны рабочих, которые шли с обращением к царю. Те и не знали, что императора Николая II нет в городе и их никто слушать не будет.

      Пока около ста пятидесяти тысяч рабочих, во главе со священником Гапоном, только начинали свой путь к Зимнему дворцу, на Дворцовой площади, с самого раннего утра, верхом на коне, сидел восьмилетний мальчик, укутанный в тёплое синее пальто, отлично сочетающееся с его добрыми голубыми глазами. Он не знал, что происходит и что должно произойти. Да и вообще, здесь его не должно было быть сегодня.

      Мальчик прибыл сюда вместе со своим отцом, генерал-майором Императорский армии. Высокий статный мужчина с шикарными гусарскими усами сидел позади него, аккуратно придерживая его за талию правой рукой, а левую положив на эфес серебряной сабли, подаренной ему лично императором Николаем II, на головке рукояти которой находилось изображения феникса. Точно такое же изображение нанесено и на генеральские погоны, рядом с двумя золотыми звёздочками. Такая эмблема говорила о том, что этот человек состоит в древнем Ордене охотников, что защищают землю от разных тварей.

      Однако сегодня о вынужден заниматься своими прямыми обязанностями – служить империи. Несколько дней назад он только вернулся из поездки в Сибирь, а вчера, забрав своего сына, что гостил у его брата под Петербургом, вместе с ним вернулся в столицу. Но не успел он переступить порог собственного дома, как получил срочный приказ, оказать содействие командующему войсками на Адмиралтейской части. Сына пришлось взять с собой.

      Мальчику было не в первой видеть вооружённых людей, но в таком количестве он видел их впервые. Он совсем замёрз на холодном ветру и ему очень хотелось домой.

      – Папа, ну чего мы ждём? – капризно спросил он.

      – Я сам не знаю… – с грустью ответил отец, пожимая плечами. – Я лишь подчиняюсь приказу, оказать содействие генерал-майору Щербачёву. Он мне сообщил, что у него всё под контролем и моя помощь ему не требуется. Вот только к нашему с тобой сожалению, я не могу просто взять и уйти. Я человек служивый…

      – Ты говорил мне, что служишь не Империи, а Ордену! Орден Превыше Всего!

      – Всё так! Но я всё-таки солдат русской армии, верный своему Отечеству, а значит и Империи.

      Мальчик больше ничего не сказал, он вздохнул, посильнее укутался в пальто и стал ждать, что произойдёт дальше. Он любил и уважал своего отца и доверял каждому его слову.

      Постепенно Дворцовая площадь напротив Зимнего дворца стала заполняться народ. В основном это были рабочие заводов, что пробирались к центру площади мелкими группами, но были и довольно большие группы людей, которым удалось прорваться через заставы. Многие шли с семьями, неся портреты царя, иконы, кресты, пели молитвы. На протяжении всего пути они видели вооруженных солдат, но никто не хотел верить, что те могут стрелять. К двум часам дня площадь гудела, собралось уже несколько тысяч человек, толпа сгустилась и у решётки Александровского сада, и у ближайшего крыла Генеральского штаба.

      На площади, кроме рабочих и солдат, собралось довольно много и простых зевак, жителей Петербурга. День выходной и люди просто отправились к дворцу посмотреть, как царь выйдет к народу и примет их обращение.

      Рабочие, пришедшие с застав рассказывали, как их встретили солдаты. Говорили о стрельбе, об убитых и раненных. Ходили слухи, что Гапон убит. Эти вести волновали толпу, напряжение нарастало.

      Солдаты на постах тоже нервничали, всё крепче и крепче сжимая винтовки.

      Демонстранты угрожали, что не уйдут, даже если в них будут стрелять. Солдатам кричали упрёки, что они воюют не с японцами, а со своим народом.

      Толпа собравшихся с каждой минутой всё росла и росла, а напротив толпы уже выстраивалась рота Преображенского полка. Солдаты взяли винтовки на изготовку.

      К толпе вышел офицер средних лет.

      – Прошу, услышьте меня! – прокричал он, хриплым голосом. – Если вы не уйдёте, мы будем вынуждены открыть огонь!

      – Стреляйте! Стреляйте! Стреляйте! – заорали в толпе.

      Офицер ещё дважды повторил свой приказ, но люди не хотели его слышать, орали и свистели. Раздался сигнальный рожок, офицер вздохнул и отошёл в сторону, Солдаты вскинули оружие, но толпа продолжала стоять, старики сняли шапки и стали креститься. Мальчик с отцом на коне внимательно наблюдал за обезумевшей толпой. Несмотря на свой юный возраст он уже понял, что сейчас произойдёт и в страхе прижался к отцу. Дальнейшие события пройдут для него как в тумане.

      Раздался залп, и конь под мальчиком дрогнул. Дикий крик пронёсся над площадью и на землю стали валиться раненые и убитые. Кровь брызнула на снег. Рота повернулась вполоборота