Конд Корви. Его Невозможное Величество. Татьяна Абалова

анцовывая, к событию, которое насильно вырвет из привычного мира.

      Итак, я вышагивала по заснеженной улице и наслаждалась мягкими огнями фонарей, в пятнах света которых вальсировали снежинки, блеском мишуры и музыкой, льющейся со стороны площади, где уже нарядили елку. Утром я собиралась сесть на рейсовый автобус, чтобы провести каникулы в загородном доме родителей.

      Неожиданно посреди предновогоднего великолепия мой взгляд запнулся о человека, сгорбившегося на скамейке. Мужчина явно выбивался из праздничного ряда. Нет, не черной одеждой, хотя зимой многие предпочитают темный цвет. Незнакомец как раз был облачен в бежевое пальто. Он насторожил иным – положением тела: согнулся так сильно, что, казалось, вот–вот полетит головой в утоптанный снег, не такой мягкий, чтобы падение закончилось удачно.

      На блестящей огнями улице незнакомец смотрелся чужеродно. Так, словно в сад райских птичек вдруг залетел черный ворон.

      Я поежилась, ощутив, как невидимая холодная рука медленно сжала мое сердце. Мне бы пройти мимо и забыть о странном человеке, мало ли какие причины заставили его застыть в сгорбленной позе, но отчего–то я точно знала, что он не пьян. Он в беде. Я кожей ощущала его боль.

      – С вами все хорошо? – в лучших традициях голливудского кино я задала самый тупой из возможных вопросов. Не получив ответа, я склонилась над мужчиной, но не решилась потрясти за плечо. Его темные волосы успел припорошить снег, что однозначно указывало на длительное пребывание на скамейке. Так недолго и замерзнуть. Свет фонаря позволил разглядеть, что одет незнакомец добротно: дорогое кашемировое пальто, на безвольно висящих руках кожаные перчатки. Я разбираюсь в моде, сама не из бедной семьи.

      Только сейчас я поняла, почему посчитала, что человеку плохо: вовсе не согбенная фигура сигналила мне о том, а его безвольно висящие руки.

      Я присела на корточки, пытаясь понять, что произошло, но густые пряди, закрывающие лицо мужчины, лишали возможности заглянуть в глаза.

      – Простите, – я протянула руку, чтобы отодвинуть волосы со лба. При этом все внутри меня сжалось: я боялась встретить нацеленный на меня взгляд. Это как в фильме ужасов – героиня, а вместе с ней и зрители содрогаются, когда человек, над которым она склонилась, вдруг открывает глаза. Этот не открыл. Но тем не менее я вздрогнула: на его бледной щеке застывал ручеек крови. Желая рассмотреть, как сильно бедняга ранен, я подняла прядь выше и поняла, что кровь идет из уха. Нехороший признак сотрясения мозга, если не того хуже. Нужна медицинская помощь.

      Я скинула с плеча рюкзачок и, лихорадочно дергая заевшую на морозе молнию, молилась лишь о том, чтобы батарейка мобильника не оказалась разряженной. До того мне незачем было беспокоиться о зарядке: от кафе, где мы перед расставанием гуляли с однокурсниками, до моей квартиры было совсем недалеко. Всего–то пройти до конца улицы и пересечь площадь.

      – Ну давай, давай, – шептала я, шаря в поисках телефона между тетрадками.

      – Помоги…

      Сначала я решила, что мне послышалось, но когда рука незнакомца больно вцепилась в мое плечо, то поняла, что он пришел в себя.

      – Сейчас я вызову скорую, – поспешила успокоить его. Телефон уже лежал в моей ладони, оставалось лишь вытянуть его через колючую щель молнии, не захотевшей открыться до конца.

      – Не надо скорую…

      Я видела, как на губах мужчины лопается кровавая пена. Плохо дело! Но его рука сжалась еще сильнее, призывая меня придвинуться ближе, чтобы я разобрала слова.

      – Лифт. Отведи меня в лифт.

      Я оглянулась, не понимая, о каком доме идет речь, но мои сомнения быстро развеялись: над всей улице возвышалась лишь одна многоэтажка, где точно должен был быть лифт. Не интересуясь, собираюсь ли я тащить его, незнакомец навалился на меня. Я еле поднялась. Коленки дрожали от тяжести. Не с моим небольшим ростом волочь на себе человека, но мужчина вцепился в меня мертвой хваткой. Хорошо хоть худо–бедно перебирал ногами.

      Шаг за шагом мы потащились к сверкающему стеклом и хромом зданию.

      – Куда?! – встретившая нас консьержка приняла стойку кобры, но я с упорством бульдозера перла вперед. Мне нельзя было останавливаться, иначе я рухнула бы на зеркальную поверхность пола в холле дома для богатых жителей. Здесь все кричало о достатке.

      – В лифт, – просипела я из–под шапки, которая сдвинулась мне на глаза.

      Консьержка сорвалась с места, желая грудью перекрыть доступ к лифту, но когда заметила кровь на лице пострадавшего, суетливо помогла – сначала нажала на кнопку вызова, а потом метнулась подержать раненного. У меня не хватило сил не только объяснить ей, что случилось, но и поблагодарить за подставленное плечо.

      Вместе мы заволокли мужчину в лифт и прижали к стене, чтобы тот не соскользнул на пол.

      – Куда? – еще раз спросила консьержка, на этот раз не так агрессивно и, больше обращаясь к моему «спутнику», чем ко мне, вытирающей вязанной шапочкой потное лицо. Незнакомец, так и не открыв глаза, поморщился. Наверное, каждое слово, произнесенное громко, доставляло ему боль.

      Мужчина