Озеро тьмы. Рут Ренделл

вышвырнул бы его на улицу. Но вместо этого лишь вздохнул и сказал, что уходит.

      – До свидания, Мартин, – произнес мистер Кохрейн. Таким тоном директор школы после выпускного прощается с учеником, который все эти годы был ленив, неаккуратен, непослушен и груб.

      Мистер Кохрейн редко оставлял ему записки, но если оставлял, тон их был таким же неодобрительным и строгим, как и его речи. Вернувшись домой около шести, Мартин обнаружил одну из таких записок. «Уважаемый Мартин, через две минуты после вашего ухода звонил мистер Сейдж. Я сказал, что я всего лишь уборщик и не могу отвечать за то, что вы ушли так рано. У. Кохрейн». Мартин скомкал листок и бросил с пустую и, вероятно, начищенную до блеска корзину для бумаг. Едва записка с тихим звоном ударилась в стенку металлического контейнера, зазвонил телефон. Мартин с опаской взял трубку.

      – Ты просто неуловим, – произнес голос Тима. – У тебя целая армия слуг, чтобы защититься от прессы.

      – Вовсе нет, – довольно нервно возразил Мартин. – И чем я могу… помочь прессе теперь, когда она меня нашла?

      Сейдж уклонился от прямого ответа. Повисла пауза – Мартин догадался, что он прикуривает сигарету. Урбан приготовился выслушать вопрос и был очень обескуражен, когда Тим сказал:

      – Просто хочу напомнить, что завтра вечером ты обещал прийти, любовь моя.

      Мартин совсем забыл о вечеринке. Настолько, что принял приглашение Гордона пойти в театр. Внезапно он понял, как его раздражает – и всегда раздражало, – когда Тим называет его «любовь моя». Это гораздо хуже, чем «мой дорогой».

      – Извини, – сказал Мартин. – Боюсь, что не смогу. Я буду занят.

      – Мог бы сообщить мне, – упрекнул его Тим.

      – Извини, – повторил Урбан и, пытаясь оправдаться, прибавил: – Не думал, что это необходимо для такого рода вечеринок.

      Если бы по телефону можно было услышать, как приподнимаются брови собеседника, Мартин обязательно бы это услышал.

      – Какого рода вечеринок? – Сейдж растягивал слова, и голос его стал жестче. – Это будет званый ужин. Разве ты этого не понял, когда я сказал приходить в семь? Нас будет всего восемь человек. – Последовала долгая, тягостная для Мартина пауза. – Я планировал особый праздник.

      – Уверен, что мое отсутствие не испортит вам вечер.

      – Наоборот, – холодно возразил Тим. – Мы будем чувствовать себя брошенными.

      Трубка опустилась на рычаг. Еще никто так не обрывал разговор с Мартином. Он чувствовал себя несправедливо наказанным. Конечно, Урбан и раньше все время отказывался приходить в гости к Тиму, но теперь, если бы ему прямо сказали, что это не будет шумное пьяное сборище в тесной полутемной квартире, он не забыл бы о вечеринке и обязательно пришел. Если друг задумал что-то отпраздновать, то почему прямо не сказал ему, когда приглашал в прошлую пятницу? Мартин вдруг почувствовал неприязнь к Сейджу, причем довольно острую. Когда придет ответ от налогового инспектора, он не станет звонить ему, а отправит