За закрытыми дверями. Энн Оливер

рубашкой и незнакомым мылом. Но за всем этим Клео уловила свойственный только ему аромат, которым грезила много лет.

      Стиснув руки в кулаки, чтобы Джек не увидел дрожи, она подняла подбородок выше:

      – Значит, блудный сын вернулся.

      – Здравствуй, Клео.

      Возможно, потому, что приличия требовали этого от членов одной семьи, Джек поцеловал ее в щеку. Клео затаила дыхание, задрожав от прикосновения. В отличие от последней лихорадочной, безумной ночи в комнате Джека этот поцелуй был холодным и отстраненным.

      И не менее опустошающим.

      Чтобы хоть как-то это компенсировать, Клео беззаботно взмахнула рукой:

      – Ты опоздал.

      – Какая горькая ирония! То же самое ты сказала во время нашей последней встречи.

      На вечеринке в честь его двадцать первого дня рождения.

      Та ночь навсегда запечатлелась у нее в памяти. Разбитый нос Сэма Дентона, которого Джек ударил через окно машины, ярость, с которой он потом вытаскивал ее из автомобиля Сэма. Стыд, когда отец увидел, как Джек ведет ее в свою комнату, прикрывая курткой ее порванную блузку и обнаженную грудь.

      И унижение, пришедшее позже. Клео получила ту реакцию, которую хотела, заплатив за нее сполна. Попытки привлечь внимание Джека, хотя бы разочек, привели к тому, что он исчез из ее жизни.

      – Может, в ту ночь ты солгала мне?

      Голос Джека вернул Клео в реальность. Похоже, он собирался напомнить ей о старых ранах, хотя должен был спросить об отце.

      Он наклонился еще ниже:

      – Или я…

      – Или ты… что?

      – Или я действительно опоздал?

      – О чем ты говоришь?

      Ровный голос, на лице ни намека на удивление.

      – Удобная амнезия, да, Клео?

      Ее словно ударили кулаком в живот. Амнезия стала бы благословением.

      – И ты смеешь говорить об опоздании?! – Из-за того, что он на похоронах отца так спокойно заговорил о той ночи, голос Клео резко прерывался. – Ты предал умирающего человека, тебе он, может, и безразличен, но я его любила, а ты не выполнил его последнее желание.

      – Что за желание?

      – Попрощаться с тобой.

      Что-то неприятное промелькнуло во взгляде Джека. Не вина, даже не сожаление.

      – Я приехал сразу, как только узнал об этом.

      Может, это и правда, но Джеку так легко не отделаться. Ни за что. Клео состроила свою лучшую гримаску «Не делай из меня дуру!». Надутые губки, приподнятая бровь. Ее она отточила до совершенства много лет назад и всегда доводила ею Джека до бешенства.

      – Если не возражаешь, Златовласка, я закину вещи и помоюсь. Моя комната все еще моя?

      Давно ли Клео впервые услышала это прозвище и возненавидела его? Во времена Джека.

      Решительно настроенная не облегчать ему возвращение в ее жизнь, она пожала плечами:

      – Если ты все еще помнишь дорогу.

      Наклонившись за сумкой, Джек снова покачнулся, губы его побелели.

      – Что с тобой? Ты болен? – с тревогой спросила Клео.

      – Никогда не чувствовал себя лучше. Дай