До света (сборник). Андрей Столяров

санитар, закуривая, охотно объяснил:

      – А чтобы тебе, например, веселее было смотреть. Ты сбежишь, и с тобой будет то же самое…

      – Мразь. Серое мужичье, – сказал Авиценна.

      Между кучкой санитаров с автоматами и толпой было метра три неживого пространства.

      Непреодолимый барьер.

      – Превратили страну в Помойку, а теперь – что? Витаминами вас кормить? – спросил старший.

      Санитары поглядывали исподлобья. Как голодные волки. Крикни им только, прикажи – разорвут. Их набирали из фермеров, и они люто ненавидели городских за то, что земля не родит, за то, что сын в армии, за то, что пришлось бросить распаханную отцовскую ферму и перебираться в город на благотворительные подачки.

      Милн взял Авиценну за локоть и утянул в задний ряд:

      – Не связывайся.

      – Ладно, – сказал Авиценна. – Пойдем ужинать.

      Грюневальд, стоявший рядом, наклонился к ним:

      – Австриец что-то затевает. Весь третий сектор сегодня пропустил тренировку.

      – Наплевать, – сказал Авиценна. – Хоть бы они сдохли, шакалы. Ненавижу. Ты-то, Милн, что здесь делаешь?..

      И пошел через двор – тощий, нескладный, метя́ пыль полами стеганого халата.

      – Не нравится мне это, – продолжал бубнить Грюневальд. – Ты слышал, Милн, что изменили план запусков?

      – А разве изменили?

      – Вчера…

      – Я иду вне очереди. Меня это не касается. Извини, Грюн, мне пора. – Он догнал Авиценну и насильно повернул его за угол, где была глухая стена. – Слушай, Авиц, постой, что такое преисподняя?

      У Авиценны почернели глаза на худощавом горбоносом лице.

      – Откуда ты знаешь?

      – Знаю, – уронил Милн.

      – Это старт в ничто, полное уничтожение, оттуда не возвращаются…

      Хлопнуло над крышами, зашипело, и в темное небо взлетел красный комок ракеты. За ним – еще один, и еще. Диким воспаленным трехглазием повисли они над Полигоном. Все сразу же исказилось. Хлынул неровный свет. Закричало множество голосов. Побежали какие-то люди – вправо и влево.

      – Кажется, финал, – сказал побледневший Авиценна.

      Прямо на них выскочил Калигула, окруженный сенаторами. У каждого поверх тоги с пурпурной каймой был накинут короткий тупой автомат.

      – Вот и ты, голубчик, давно пора! – сказал запыхавшийся, шлепающий губами Калигула. Выстрелил с пояса. Авиценна выше лба задрал угольные восточные брови, опрокинул лицо: – Ах, вот оно что… Зачем?.. – мягко сел на асфальт, голубая чалма размоталась. Тогда Калигула с размаху ударил его ногой: – Получи, голубчик!.. – Обратил светлые, с кипящей слезой, яростные глаза на Милна: – Проходи, проходи, не задерживайся, филолог!..

      Милн пошел по колеблющемуся бетону. Сзади, точно стадо гусей, загоготали сенаторы. Прыгало и двоилось в глазах. Здание административного корпуса переваливалось с боку на бок. Перед ним качалась дверь, ведущая неизвестно куда. Оттуда густо повалили