Ты – Моя Вера. Яна Войнова

лиях современного бизнеса. Ему теперь никто не указ. Наоборот, все стараются прогнуться под Волкова и играть по установленным им правилам. А нежелающих он ломает, не щадя и не испытывая ни малейших угрызений совести. Но эта девушка…

      Отец юной красавицы – владелец ювелирного завода “Монарх” и сети магазинов с одноименным названием. Стас Волков давно состоял в партнерских отношениях с Монастрыским. Александр Петрович даже приобрел несколько акций одной из многочисленных компаний Волкова, чтобы оплачивать счета благотворительной организации своей жены Марии. Он был хорошим человеком. Добродушным, но строгим и порядочным. Стасу он нравился. Несмотря на логичные доводы, бесполезно приводимые разумом, девочка-наваждение призывно манила Стаса, а ему ни в коем случае нельзя было поддаваться губительному соблазну…

      Он увидел Анну на благотворительном вечере, организованном ее матерью. Увидел и обомлел. В прямом смысле. Монастырский долго уговаривал его прийти, но Волков отнекивался. Пиар служба Стаса чуть ли не на коленях со слезами на глазах умоляла занятого олигарха найти время и посетить светское мероприятие, чтобы у них появилось хоть что-нибудь для публикации в прессе. Посетил, мать его… На свою голову…

      Благотворительный прием, проводимый семьей Монастырских, проходил в огромном концертном зале. Зайдя внутрь в окружении охраны, не оставлявшей олигарха ни на одну минуту, Волков встал как вкопанный. Стас уставился на сцену, не сводя глаз с прекрасного юного создания в длинном белоснежном шифоновом платье. Девушка-наваждение с иссиня-черными волосами мило улыбнулась публике, слегка поклонилась и села за стоящий в правом углу зала огромный белый рояль. А потом она начала играть… Волков не разбирался в классической музыке, но эта волшебная мелодия лилась из-под тонких пальцев юной брюнетки, увлекая его за собой. Трогательная и лиричная, она словно проникала в его давно огрубевшую душу, нажимала на какие-то внутренние кнопки, причиняя одновременно жуткую боль и мучительное блаженство.

      В этот момент Стас почувствовал себя полным кретином. И небось выглядел так же, стоя с открытым ртом посреди зала полного пришедших гостей. Естественно, так как шеф не садился, вся его бравая охрана тоже стояла, не шелохнувшись, на посту. Шесть здоровых мужиков в черных костюмах посреди огромного зала, а он седьмой – идиот в смокинге. Краем бокового зрения он замечал недоуменные взгляды светской элиты. Только вот ничего поделать с собой не мог. Как завороженный побежденный змей, Волков не имел сил отвести немигающего, зачарованного взгляда от проворной молодой заклинательницы, у которой вместо дудочки были черно-белые клавиши.

      Когда юная красавица закончила играть, она встала из-за инструмента, вновь поклонилась под бурные аплодисменты публики, и устремила свои темно-зеленые глаза на него. Стас смотрел на нежное создание, а его изнутри окатило взрывной волной. Он ощутил благоговейный трепет вперемешку с яростным, диким, почти болезненным, страстным желанием. Девушка обвела взглядом всю его стоящую в сплоченной шеренге охрану и, заметив его вытянутое, застывшее лицо с открытым ртом, кажется, хихикнула, а затем удалилась со сцены. Волков отмер, вспомнив, что нужно дышать и недовольно скривился. Дожил. Над ним уже молоденькие девушки посмеиваются. Он отвернулся, затряс головой, словно желал отмахнуться от колдовского наваждения, и прошел между рядов многочисленных столиков. Стаса окликнул Карен, один из немногочисленных друзей и верный пес его “империи”.

      Когда Волков подошел к столику с именной табличкой, сидящий Карен протянул ему накрахмаленную белую тканевую салфетку. Стас вопросительно поднял бровь.

      – Это чтобы ты слюни вытер. А то уже по подбородку на пол стекают, – ехидно сказал с сильным армянским акцентом приятель, поглаживая свои ухоженные черные усы.

      – Иди ты, – отрезал Волков. Только одному этому остряку и позволялись наглые высказывания в адрес Волкова. Любого другого – придушил бы. С Кареном они выросли вместе. Его мать Армине уже около сорока лет работала в богатом доме Волковых. По сути, она заменила Стасу родную маму, а Карен стал ему братом.

      – Красивая девушка. Только она – дочь Монастырского. К таким идут либо сразу с кольцом, либо сразу на хуй, – сострил этот шут гороховый.

      – Ты уймешься уже? – шикнул на него Волков.

      – Стас, я не понял, что мы здесь делаем? – поинтересовался Карен. – Я люблю армянскую музыку. И танцы. Поехали к маме, я ей звонил, она хаш приготовила, хоровац, тжвжик. С чего я должен кушать вот это непонятное с зеленью? Оно же отравленное! – возмущался Карен, когда перед ним поставили изысканное и дорогое блюдо из ядовитой рыбы фугу.

      – Монастырский пригласил. Между прочим, это вкусно. И перестань нудить, пожалуйста, – шикнул Стас на вечно недовольного друга.

      – Хашлама по-севански у моей мамы – это вкусно! А эту отраву пусть сами едят! И ты не кушай, пожалуйста. А то я нервничать буду. Сурен, – окликнул он его на армянский манер, – давай просто денег дадим и уедем отсюда? Я не могу больше слушать эту похоронную музыку.

      – Да, Карен, не любитель ты классики, – хмыкнул Волков, одной силой воли заставляя себя не поворачивать головы и не искать