Будь моей Брейшо. Меган Брэнди

получив предупреждение держать ухо востро, она так легко заснула?

      Проведя руками по лицу, я роняю голову на спинку кровати и тянусь за тяжелым кастетом, подаренным отцом, когда мне было семь.

      Подношу его поближе к лицу, рассматриваю якорь, выгравированный вдоль изгибов, идеально совпадающий с татуировкой на моих костяшках пальцев, и читаю надпись.

      Семья – это не только общая кровь.

      Слова, которыми живут и дышат все Брейшо. Для нас это еще один способ сказать: никогда не доверяй слепо и не проявляй лояльности к тем, кто этого не заслужил. Не обязательно быть родственниками по крови – важно быть близкими по духу.

      Если бы только лгунья-блондинка понимала такие вещи.

      Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, чтобы расслабиться, но не проходит и двух секунд, как я слышу тихий щелчок поворачивающейся ручки где-то в коридоре. На мгновение мне кажется, что показалось – в конце концов сейчас в три часа ночи, – но затем…

      Шаги?

      Да, шаги, и они все ближе. Я хорошо их слышу, потому что дверь моей комнаты открыта.

      Это она… Я делаю вид, что сплю. Она застывает на месте и смотрит на меня – я вижу это через опущенные ресницы.

      Она поворачивается, на цыпочках пересекает коридор и заглядывает в комнату напротив моей. Это комната моей дочери, и там тоже открыта дверь.

      Зачем ей подглядывать за моей дочерью? У нее нет права к ней приближаться. Она поступает глупо.

      А может быть, смело?

      Ее рука лежит на дверном косяке, она наклоняется вперед.

      Я быстро вскакиваю и за секунду до того, как она пытается войти к Зоуи, хватаю ее за обе руки и прижимаю к стене.

      Она знает, кто стоит за спиной, и поэтому не оглядывается, только задерживает дыхание.

      Мы оба молчим.

      Напряжение нарастает, сгущая воздух. Влечение и ненависть – это то, что чувствую я.

      Но и она тоже. Наверное.

      Я придвигаюсь ближе, и пальцы на ее босых ногах поджимаются.

      Она напугана? Нервничает?

      Возбудилась?

      Мой член – еще как.

      По крайней мере, ей должно быть не по себе.

      Мы открыли ей дверь в наш дом, хотя чужакам сюда путь заказан, и она вошла, пряча ложь под своим мешковатым худи.

      Она – мастерица прятать от других свое истинное лицо, свои мысли, свою правду.

      Я приближаю губы к ее уху.

      Она примерно на голову ниже меня, так что мне приходится наклониться.

      В паху разгорается огонь, когда ее пальцы дергаются.

      Я знаю, что каждое мое движение вызывает в ней реакцию.

      – Что ты здесь делаешь? – шепчу я.

      – Я проснулась и не смогла снова заснуть… Решила проверить, как она.

      От ее слов у меня под кожей закипает гнев, но я сдерживаюсь и кладу руки ей на бедра. И тут же внутренний голос недовольно шипит, что им там не место.

      Она не сопротивляется и позволяет мне развернуть ее. Карие, оттенка коричневого сахара глаза поднимаются на меня.

      Я провожу костяшками пальцев по ее скулам.

      Зрачки в ответ расширяются.

      Ей