Колхозное строительство 6. Андрей Шопперт

туда взгляд, но девочка ситуацию контролировала. Пусть покружатся немного – вон как заливаются.

      – Госпожа Тишкоффа? – серьёзный акцент был у мужчины.

      Одет в просторное, длинное коричневое пальто. В таких полно народу ходит. Шляпа на голове, очки большие роговые. Профессор такой.

      – Да, – Лия глянула на карусель. Дети крутились, смеялись.

      – У меня к фам просьба. Фот фам листок с номером телефона, фы позвоните по нему послезафтра и получите инструкции…

      – Кто вы такой? Что вам надо? Да вы знаете, с кем разговариваете?

      – Не кричите, госпожа Тишкоффа. Конечно, мы знаем. А фы знаете, что сейчас на том доме – или на том, или фон на том – сидит снайпер, и если я подниму руку, то он выстрелит ф фашего сына?

      – Да что вы…

      – Госпожа Тишкоффа, не кричите. Вы послезафтра позвоните с телефона-афтомата – например, с того, – мужчина указал на телефонную будку, приставленную к стене у магазина. Туда стояла очередь из трёх человек. – И фам всё объяснят. Мое дело – предупредить фас, что, как писал фаш Пулгакофф, «фсе люди смертны, а некоторые – фнесапно смертны». Не фздумайте гофорить министеру Тишкоффу. А теперь мне пора, разрешите откланяться.

      Мужчина развернулся и быстрым шагом пошёл прочь, дошёл до будки и, остановившись, указал рукой на крышу соседнего дома.

      Сволочь! Что же теперь делать? Говорить Петру, или нет?

      Глава 4

      Событие девятое

      Приезжает генерал на проверку, ходит с дневальным по казарме, ну ни до чего докопаться не может! И вдруг видит – окурок валяется:

      – Чей бычок?!

      Дневальный резво убегает и через 2 минуты прибегает:

      – Товарищ генерал, сержант сказал, что ничей – можете докуривать!

      Обнялись. Первый из власть предержащих, кто появлению Петра обрадовался. Даже достал потом платок и глаза промокнул.

      – Досталось тебе? – маршал нажал на кнопку, и в его огромный красно-коричневый кабинет вошёл зелёный майор.

      – Тимофей, нам коньячка молдавского с лимончиком и шоколадиком! И чтобы даже в приёмной – ни живой души. Дядьки секретничать будут.

      Пётр хотел было отказаться – дел была куча, а если сейчас начать пить, то все остальные уже побоку. А потом махнул рукой: вот этот разговор, если всё получится, важнее десятка других.

      Гречко прошёлся до кресла, что стояло в углу, возле входа в отдельный кабинет с туалетом и кушеткой, и притопнул ботинками.

      – Пётр, ты не против – ботинки сниму? Новые надел – а они жмут, гады. Тапки надену.

      – Да хоть валенки.

      – Валенки! Сапоги! Хошь, историю расскажу? Про сапоги. На фронте было дело. Как-то в армию, которой я командовал, приехала с концертом группа артистов. После обеда увязался я за одной из смуглявых девиц. Певица, русские и украинские песни пела. Она с мужем была, он на чём-то играл – уже не помню. И всё за обедом мне глазки строила. Взял я её под руку и повёл к озеру, а на берегу там штаб армии в каком-то панском имении располагался. Идём мы, значит,