Ведьма живет на краю деревни. Андрей Толкачев

прижал ее потуже, будто косяки клеем смазаны.

      – Да брось ее. Чего вернулся?

      – Дернул. А там…, – сосед запнулся, замотал головой, и ни с того – ни с сего перешел на фальцет: – А там…

      – Чего там? – поднял грозный глаз Яков.

      Демьян еще раз крутанул головой, видно, переживал сильно.

      – Да говори – не тяни.

      Демьян опустился на табуретку.

      Яков принес ковш воды, протянул – не берет.

      «Брызнуть что ли, сосед не в себе вроде».

      Брызнул – сосед поднял голову, теперь мокрую, хлебанул с затягом, смачно. И огляделся, как из танка вылез.

      – А чего воскресенье-то на календарике?

      – Вот ты ж! Заказали мне баню на воскресенье, а теперь чудят. Иди парься, Дема! Твоя Зинаида велела истопить сегодня, чтоб ты после леса это… не захворал, кости старые прогрел.

      – Чего?

      – Говорю, кости старые прогрел. Намерзся же пади.

      Демьян опять ушел в себя. А Яков продолжил мысль:

      – Но скажу тебе, в воскресенье баню не топят, да и работать нельзя. Грешно оно.

      «Растопил им на свою голову. Правда, бабы его ушли довольные. И мать, и жена… А этого откачивать надо».

      – Давай по чекушке?

      – А?

      – Ага! Примороженный че то ты! Отморозил чего-то в лесу может? Шучу-шучу.

      Яков шагнул к столу, опрокинул стопарь, вернулся к Демьяну.

      – Но скажу тебе, протопил в этот раз добре, на четыре пара. Бабы твои попарились, потом племянница, потом я сходил.

      – Баня проклята! – прорвало Демьяна. – Там…, там… бабка в лохмотьях бегает.

      – Ведьма, – улыбнулся Яков.

      – Ведьма, – серьезно подтвердил Демьян.

      – Да я шуткую.

      – А я нет. Она на куриных ногах скачет.

      – Почудилось!

      – Вот те крест.

      – Разуй мозги, сосед! Мы сегодня по-твоему где мылись? От Ведьмы ты б уже не здесь стоял, родной мой. Ты вспомни, как дед Чуяк Ведьму в сарае увидал, такой кипеж поднялся. Огонь без дыма, корова сдохла, и куры, и баба его заболела. Дед в том самом сарае и околел.

      – Сколько лет уж прошло, как схоронили.

      – Да на краю кладбища, без креста. От Ведьмы всем несдобровать. То тебе почудилось.

      – Ты погоди спокойствие-то нагонять. Дед давно покойник, а нам жить.

      – Эт ты к чему?

      – Ведьма завелась.

      – Ты словами такими не шибко кидайся! Календарик высмотрел, а образа не заметил. В углу висят.

      – А ты в баню свою зайди.

      – Уже попарился. Благодарствую.

      – А ты поди, глянь. Там Мамай прошел. Залито все грязью. Вонь стоит. Бочки опрокинуты, одежа под ногами…

      – Вот ёп!

      – Ага. Сначала глянул – верхний ярус завален тряпками, потом все зашевелилось. Трясется, и шмыг с полка вниз, и побежала туда…

      – Куда?

      – В угол.

      – Куда?

      – Под лавку, куда-куда… Ростом, как карлица.

      – Может крыса?

      – Не-е-е…

      – Да крыса.

      – Вот ты заладил: крыса, крыса…

      – Да померещилось.

      – Так ить не выдумашь такое…

      Демьян перекрестился, и бормотал себе под нос что-то, и все тише, и тише.

      «Видно, слова молитвенного свойства», – определил Яков.

      – Ну, будет, не в церкву пришел… Я ж не анахорет какой, зову – знаю куда, эту баню мы еще с тятькой сложили, ты ж видел мох какой между бревен. С Васюгана. Вот люди по той памяти и нанимают меня, кому сруб нужен для дома, кому для бани.

      Якову стало неловко, вспомнил он историю давнюю. Бабка Варвара, царство небесное, тятьке мозги прочищает, а тот стоит глазами в пол, как кол в поле. Бревна он тогда с ветровала привез, бабке доложили (по деревне слухи-то мгновенно разлетаются). А с ветровала нельзя, нечисть притянется. Детвора рты поразевала, застыла на месте, не хуже чем в прятки: вона што, есть ишо в лесу ведьмины места, раз взрослые об этом ругаются.

      Тятька тогда сориентировался – ноги в руки, и по шустрому иконой-то предбанник и украсил, из бабкиного иконостаса. Да не спасло: икона почернела, как головешка, а тятька – в хворь.

      Яков похлопал Демьяна по плечу.

      «Сходить туда… Или не идти. Да лучше опосля, ну ее к лешему».

      Ребус-то не сложный, разгадал. Когда племянница Зойка с детьми из бани вернулась, тогда и разгадал. Она такая, с упреком: не заходил ли кто в баню, когда мы купались? Да нет, – отвечает Яков, как на духу. А Маришка, дочка ее, тараторит, шум, мол был за стеной.

      «Ведьма объявилась, – Яков сжал зубы. – Бабка Ушиха накаркала. Бабка со странностями, живет в своей конуре, за забором, дрова ей поколол, а она все выглядывает из засады, партизанка.

      Недавно