Каузальный ангел. Ханну Райаниеми

орбит, сражений и мыслевихрей.

      Долгое время она наблюдает за ходом войны. Это все равно что смотреть в дуло револьвера, видеть, как неотвратимо поворачивается барабан, слышать щелчок, предшествующий грохоту и вспышке, стирающей все цвета, кроме черного и белого.

      И только тогда она понимает, что представляет собой Абсолютный Предатель.

      Она закрывает глаза, ложится на холодный песок и вытягивает руки вдоль тела, словно труп. Она вслушивается в равномерный шум моря.

      Он хотел, чтобы я это увидела, думает она. Он знал, что я собираюсь сделать. И потому оставил меня здесь.

      Впервые за много столетий внутри нее растет пустота и желание покончить со всем и сразу.

      Ты грустишь? – спрашивают ее демиурги. Мы покажем тебе что-нибудь еще! Мы художники неба, строители мира, певцы и преобразователи!

      Она сжимает руки в кулаки так, что ноют костяшки пальцев. Затем садится и смотрит на темнеющий берег. Ее следы ровной цепочкой повторяют изгиб прибоя.

      Жозефина поднимается.

      Теперь моя очередь вам кое-что показать, говорит она. Если вы мне поможете, мы сумеем создать вам друга.

      Мы слушаем! Мы сделаем! Мы создадим! – раздается ей в ответ хор демиургов.

      Она идет вдоль берега, устало ступая по собственным следам. У ног плещутся холодные волны.

      В небе начинается настоящее светопреставление. Жозефина не обращает внимания. Она занята. Из песка и воспоминаний она строит свою последнюю надежду.

      1

      Вор и последняя битва

      Мы едва успеваем пройти орбиту Марса, как Матчек познает все истины Нарнии и помогает мне отыскать след Миели.

      – История не может на этом закончиться! – говорит он, откладывая книгу.

      Это большой потрепанный том с фиолетовой обложкой, где на круглой, похожей на окно иллюстрации изображены сражающиеся армии. Матчек поднимает фолиант обеими руками четырехлетнего мальчика, но не справляется, и в результате книга шлепается на стол передо мной.

      «Последняя битва», К. С. Льюис, читаю я, сдерживая вздох. Это вызовет серьезные вопросы.

      Последние несколько субъективно воспринимаемых дней в крошечном вире нашего корабля под названием «Шкаф» прошли довольно спокойно. Я создал этот мир на основе рассказанного Матчеком сна. Это пропахший ладаном лабиринт высоких книжных стеллажей, хаотично заполненных томами самых разных цветов и размеров. Обычно мы с Матчеком сидим за грубо сделанным деревянным столом маленького кафе в ярком свете рассеянных солнечных лучей, проникающих сквозь витрину.

      Снаружи – нарисованная на воображаемом стекле – бурлит бесконечным движением Магистраль. Тысячи световихрей, скал-кораблей, штиль-кораблей, лучевых ракет и прочих разнообразных судов в сиянии солнечных парусов «Шкафа» сверкают мириадами фрагментов. А в глубине, в тени, синие и серебристые книги с фрактально сжатыми мыслями людей, джиннов и богов Сирра перешептываются между собой шелестящими