Метод книжной героини. Алекс Хилл

обещаю, посвящу его тебе.

      Восторг и радость в голосе подруги наполняют грудь мурчащим ощущением тепла, а предвкушение очередного приключения ударяет жаром в щеки. Искренняя улыбка касается губ, но ее беспощадно стирает хлопок входной двери.

      – Катя! – гремит голос тети Ларисы.

      Переглядываемся с подругой и одновременно вскакиваем с кровати. Катя прячет крекеры в шкаф, а я отточенным движением встряхиваю одеяло. Крошки сыплются на розово-серый ковер и тонут в пушистом ворсе. Садимся с Катей на край постели, выпрямив спины, и с замершими сердцами ждем появления родительницы. Тетя Лариса входит в комнату и останавливается в самом центре, сканируя пространство. Ее ноздри раздуваются при глубоком вдохе, взгляд скользит по лицу дочери, а после по моему.

      – Света, ты еще здесь? Уже поздно.

      – Мам… – жалобно протестует Катя.

      – Папа немного задержался, и я ждала, пока он освободится, чтобы меня забрать, – оправдываюсь я бессовестной ложью. – Он звонил три минуты назад, скоро будет здесь.

      – Хорошо, – кивает тетя Лариса и недовольно морщится. – Пахнет сыром. Вы принесли еду в комнату?

      Чувствую, как подругу прошибает дрожь, и украдкой смотрю на покачивающиеся от легкого ветра занавески.

      – Это с улицы, – быстро отвечаю я. – Кажется, кто-то из соседей сжег сырный попкорн.

      – Катя, закрой окно и принеси увлажнитель. Не хватало, чтобы вся квартира провоняла.

      – Да, мам, сейчас.

      – Сейчас же!

      Тетя Лариса круто разворачивается и выходит из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Катя опускает подбородок к груди, и я беру ее за руку, нежно сжимая ладонь.

      – Пронесло, – произношу шепотом.

      – Почему она не может быть нормальной?

      – Потому что нормальные родители – тоже выдумки писателей. Тут никакие эксперименты не нужны.

      – Твои нормальные. Даже после развода…

      Отнимаю ладонь и встаю, охваченная новой вспышкой тревоги:

      – Лучше я пойду. Встретимся завтра в библиотеке.

      – Я тебя провожу.

      – Выход я и сама найду, а ты лучше займись увлажнителем и перепрячь крекеры. Не хочу, чтобы тебя наказали в начале четверти. У нас же теперь есть важное дело.

      Тихо закрываю дверь, обтянутую бордовой кожей с ржавыми заклепками, уродливый желтый ключ тонет в тонкой замочной скважине и поворачивается со скрипом. Прислушиваюсь. Гортанный храп, доносящийся из глубины квартиры, заставляет скривиться. До сих пор не могу поверить, что все это действительно происходит. Вздохнув, запихиваю ключ в боковой карман пустого портфеля и шагаю к лестнице. Из открытого окна подъезда сочится утренняя свежесть. Последние летние деньки почему-то навевают печаль больше, чем обычно.

      Спускаюсь по ступеням, отсчитывая от сорока двух до одного, и врываюсь в новый день. Солнечный свет бьет по воспаленным глазам, которые с трудом удалось раскрыть под настойчивое пение будильника. Надеваю темные очки и быстрым шагом выхожу на проспект. Путь к школе через центр длиннее на пятнадцать минут, но веселее. Замечаю белую пыльную иномарку и решаю, что сегодня цвет