Врата Рима. Гибель царей. Конн Иггульден

весь Рим, а Гай уже понял, что и сам хочет быть в центре событий.

      Рев толпы они услышали задолго до того, как приблизились к городским воротам. Словно сокрушительная бесформенная волна он обрушился на них у границы Рима. Городская стража приблизилась к золоченой повозке, и Марий поднялся навстречу. В начищенных до блеска доспехах, они держались с подобающим случаю сдержанным достоинством.

      – Назови себя, – потребовал один из них, – и скажи, какое у тебя дело.

      – Марий, командир Первородного легиона. Я здесь, чтобы пройти триумфальным шествием по улицам Рима.

      Стражник едва заметно покраснел, и Марий ухмыльнулся.

      – Можешь войти в город, – сказал стражник, отступая в сторону и жестом приказывая открыть ворота.

      Марий наклонился к Гаю:

      – Согласно обычаю, я должен был испросить разрешения, но сегодня не тот день, чтобы кланяться городским стражникам, не сумевшим пробиться в легионы…

      Он снова сделал знак, и над всем строем разнеслось пение рогов. Ворота открылись, и собравшаяся за ними толпа завопила от восторга. Волна шума ударила в легион, и вознице Мария пришлось крепко дернуть за поводья, чтобы кони двинулись дальше.

      Первородный вступил в Рим.

      – Выбирайся наконец из постели, если хочешь увидеть триумф! Все говорят, зрелище будет великолепное. Твои отец и мать уже оделись, сопровождающие собрались, а ты все нежишься!

      Корнелия открыла глаза и потянулась, не замечая, что соскользнувшее покрывало обнажило золотистое тело. Ее служанка, Клодия, раздвинула оконные занавеси, впуская в комнату свежий воздух и солнечный свет.

      – Смотри, солнце уже высоко, а ты даже не оделась. Как не стыдно спать голой. А если бы я была мужчиной или вошел твой отец?

      – Отец бы не вошел. Он знает, что, когда жарко, я сплю голая.

      Все еще зевая, обнаженная Корнелия поднялась с постели и потянулась, как кошка, выгибая спину и хватая в кулачки воздух. Клодия подошла к двери спальни и опустила засов на случай, если кому-то вздумается заглянуть в комнату.

      – Думаю, ты сначала окунешься, – сказала Клодия, – а уже потом оденешься.

      В ее голосе слышалась любовь, которую не могла скрыть никакая притворная строгость.

      Корнелия кивнула и босиком прошлепала в купальню. Идущий от воды пар напомнил ей, что все в доме трудятся с самого рассвета. Корнелия даже испытала легкий укол вины, однако это чувство рассеялось, когда она перекинула ногу через край и со вздохом опустилась в воду. Ей нравилась эта утренняя роскошь, которой она предавалась, не дожидаясь предусмотренного домашним распорядком дневного купания.

      Клодия последовала за ней с охапкой полотенец. Заряженная невероятной энергией, она, казалось, никогда не останавливалась. Посторонний и не принял бы ее за рабыню – ни одежда, ни манеры не выдавали ее положения. Драгоценности у нее были настоящие, а выбор одежды – богатый.

      – Быстро! Вытирайся вот этим и надевай мамилларе.

      Корнелия застонала:

      – Эта