Таксидермист. Ярослав Гжендович

Смена обстановки. Как и многое другое. Он не понял.

      А все близкие, которые у меня есть, – по эту сторону. Баронесса Констанция Стадницкая. Женщина, каких в моем мире давно уже нет. Единственная, кого я любил. Когда-либо. Критическая точка. Последняя в списке.

      Именно потому я отслеживаю критические точки. Особенно эту.

      (Кашель. Пауза. Слышен скрип кожаного кресла.)

      Я боюсь… Где-то там наверняка очередная группа работает над разделами Польши. В очередном временно́м узле, в котором моя страна не пала, хотя мы считаем, что она должна пасть. Должна рухнуть со сломанным хребтом. Что будет, если у тех все получится, даже если удастся сдержать наших?

      Увижу ли я однажды Цитадель там, где сейчас парк Героев 1860 года, в честь выигранной войны с Россией? Вырастут ли вдруг посреди города дворцы в стиле ренессанса? Появятся ли Лазенки и Вилянов[8]?

      Я попросту встану и обнаружу, что мой город исчез? Вместе с Сеймом, бульварами вдоль реки, большим королевским замком, неоготическими зданиями?

      Исчезну ли я вместе с ним?

      Я жду и боюсь…

      Бабочки всё ближе.

      Все критические точки я записал в свой блокнот. Те, которые мы проиграли, я вычеркиваю. Одну за другой. И отмечаю те немногие, которые мы защитили. Но одну из них не отдам.

      Я никому не отдам Констанцию.

* * *

      Телефонный звонок посреди ночи подобен удару тока. Мейер сел на постели, едва не сбросив на пол спавшую поперек него Ханку. Он долго не мог понять, где находится.

      – Убирайся к себе! – рявкнул он девушке. – Быстро!

      Сняв трубку, подождал, пока служанка слезет с постели и потащится вглубь квартиры, гневно бормоча и кутаясь в смятое одеяло.

      – Глупо, совсем распустился… – буркнул Мейер и приложил трубку к уху. – Немо слушает.

      – Говорит Голем, – послышалось на другом конце. – Мы нашли их, но слишком поздно. Лучше приезжайте.

      – Что случилось?

      – На месте. Какая-то ерунда. Что-то происходит. Ольбрахта, восемь. Вилла. Припаркуйтесь чуть подальше.

* * *

      Труп лежал на кровати. Мужчина в клетчатом пиджаке, с завязанной на шее бархатной ленточкой, покоился на спине, раскинув руки и уставившись мертвым взглядом в потолок. Из раскрытого рта торчала цепочка.

      – К чему эта показуха? – сухо спросил Мейер. – Похвалиться хотите?

      – Мы его так и нашли, – мрачно бросил Бабацкий. – Это не наша работа, пан Немо.

      – И кто его так? Остальные?

      Гольцман покачал головой. Натянув перчатку, он надавил на челюсть трупа и потянул за цепочку. На конце ее покачивались мужские карманные часы.

      – «Ориент», имитация, – сказал Абацкий и посмотрел на свои. – Дешевка.

      – Это предупреждение. Знак, – заявил Гольцман. – Только для кого? Для них или для нас?

      – Как он погиб? Бритва? Пистолет?

      – Стилет. Узкий, очень острый, воткнули точно в позвоночник. Никакой борьбы, никакого шума.

      – Мы бы так развлекаться не стали. К чему следы

8

Дворцово-парковые комплексы в Варшаве.