Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру. Семар Сел-Азар

>На краю обитания.

      Вступление.

      Унук

      Стоя на плоской, глинобитной ступени гробницы, представитель единодержца в южных владениях разглядывал ночной город. Отсюда он был как на ладони. Глядя на унылый вид однообразных крыш, он мысленно перенесся туда, откуда надолго был оторван. Унук, со всем изобилием и великолепием храмов и дворцов, богатств и влиятельности местных вельмож, казался несравнимым с тем совершенством, которое отличало столицу Ки-ен-гир. Сейчас ему больше всего хотелось разгуливать по дворцовым просторам верховного города, пить отборнейшее питье и любезничать с вельможными красавицами, а ему приходится здесь, переносить духоту и песчаные ветры, терпеть грязных, дурно пахнущих людишек и выслушивать постоянные жалобы и доносы враждовавшей друг с другом знати. Брезгливым выражением, с которым сановник осматривал окрестности, он напоминал побежденного и изгнанного из стаи хищника, вынужденного из-за бессилия и голода питаться падалью. Азуф не выносил эту знойную, полную гнусов и комаров, пропитанную вечной старческой зловонностью землю, шумную днем и мертвецки тихою ночью. Не выносил здешние обычаи и одеяния так не похожие на привычные наряды средоточия мира. Но больше всего его раздражали, столь непривычные для кишца, нравы обитающих здесь жителей.

      Вздохнув, с сожалением отойдя от размышлений, суккаль обернулся к слуге, копошащемуся у открытого отверстия и никак не решающегося спуститься вниз в суеверном страхе перед духами. Прикрикнув на дрожащего унукца, Азуф с раздражением отогнал его, и, ухватившись жилистыми руками за веревку, заглянул в гробницу, примечая место где лежало завернутое тело; из-за опасения быть замеченными, огня не жгли, довольствуясь холодным отблеском луны. Быстро по-кошачьи, с умением водоноса, оказавшись внизу, сановник, вглядываясь в темноту, в ожидании пока глаза привыкнут, вспомнил, как медленно, не без его усилий, день ото дня чах молодой царевич, пока, наконец, не ушел в страну мертвых. Вспомнил, как ненарочито, как бы невзначай, пустил слух о том, что наследник будто бы был жестоко умерщвлен по приказу энси – своего родного дяди. Лицо посланника передернуло ухмылкой. Еще будучи, простым прислужником при кишском дворе, Азуф не раз представлял себя восседающим на великом престоле и отдающим приказы подданным. Да, он с его внешностью, вполне мог сойти за чудом спасшегося и нашедшегося сына прежнего владетеля, и претендовать на престол по праву наследия. Азуф считал, что первые лица должны быть совершенными во всем: и умом и телом и красотой. Сам он был выше на голову и статнее всех этих изнеженных и рыхлых вельмож и царедворцев – возомнивших себя властелинами мира, не сделавших ничего выдающегося, зато только и кичащихся своим положением. Этим он напоминал прежнего владетеля тогда еще общинных земель. Уж не за это ли, был отправлен государем в эту глушь? Ну, ничего, скоро и дворовая свора, учтиво улыбающаяся в лицо и злобно провожающая в спину, надоумившая на это господина, и сам лугаль, будут считать верхом чести лобызать ему ноги.

      Хоть устранение взрослеющего наследника, имевшего все склонности, чтобы стать мудрым правителем и восстановить прежнюю мощь своего города, и становившегося оттого опасным, было тайным поручением самого единодержца, но наместник решил его здесь переиграть. Он пытался подговорить градоправителя начать собирать воинство из мужей Унука, и при поддержке Нима возглавить города против Киша, но царек был непреклонен и не собирался вступать в союз со своими врагами, несмотря на то, что их объединяла общая ненависть к самовластию Киша. Личные обиды с неприязнью пересиливали в нем даже кровное родство и поклонение общим богам, что уж говорить о его союзе с давним соперником Калама; а зная о заговоре, он был опасен для заговорщиков. Тогда-то, посланник и начал отсылать в Киш тайные поклепы на него, а заодно посредством жрецов порочить и без того нелюбимого в народе старца, обвиняя в убийстве царевича. Это и привело его сейчас на уступы царской гробницы, где перепуганный смертью отрока энси, велел тайно схоронить тело.

      Живой царевич не был ему нужен, при первой возможности, тот бы попытался избавиться от иноземного соглядатая, а вот мертвый сослужит хорошую службу; ведь чернь не желает верить в случайные смерти любимцев или недругов ненавистных правителей. И вот теперь, когда представят народу тело усопшего, а жрецы в благоговении объявят вчерашнего ребенка, мучеником пострадавшим от козней единодержца, царьку придется смириться или умереть. И тогда, воодушевив и объединив войска всех городов юга, он направит эти полчища способные смести любую преграду, туда – на север, в сторону столицы Ки-ен-гир, свергнет стареющего правителя, и сможет назвать себя лугалем – богоизбранным единодержцем, и не только средоточия мира, но и всех земель обитаемого мира. Ибо никакая сила не способна устоять перед толпой слепо верящих во что-то людей, готовых не щадить ни себя ни других, ради того, во что верят.

      Глава 2 Священный молот Кукхулунна.

      1. Йармути. Набег

      Окруженные войска великого лугаля, не оставляли попыток вырваться из неприятности в которую попали из-за самонадеянности царя и единодержца; а зная свое явное превосходство в силе – и наказать мятежников. Военачальник северных