Иллюзия любви. Екатерина Савина

Дашей? – удивился Васик.

      – С ней, – подтвердила я, – мы вместе подумаем, как твоей беде помочь…

      Васик что-то хотел сказать, но, видно, передумал. Он согласно тряхнул головой и легонько пристукнул согнутым пальцем по пустой кофейной чашечке.

      «Прекрасно тебя понимаю, Василий, – думала я, глядя на него, – получить все желаемое на блюдечке с голубой каемочкой – это, конечно, замечательно. Раз-раз – Ольга поколдовала – вот у тебя уже и молодая жена есть. К папе пришел, ножкой пошалил, глазки к потолку позакатывал – вот и собственная фирма, и»…

      Тут я ход мыслей своих прервала, ощутив, что начинает в моей груди шевелиться нехорошее чувство. Что-то вроде зависти, даже не зависти, а…

      – Ладно, – сказала я, – мне на работу пора. Ты меня подбросишь.

      – Конечно! – Васик вскочил и засуетился. – Так ты мне… ты мне…

      – Помогу, – в который раз сказала я, – сразу после работы поеду в гости к Даше и… Там посмотрим.

      – Ага, – кивнул Васик, – спасибо тебе, Ольга. Я всегда знал, что ты – настоящий друг.

      – Пожалуйста, – ответила я.

* * *

      Дверные створки лифта с чмоканьем сомкнулись за ее спиной. Она шагнула к двери своей квартиры и внезапно почувствовала, что радужное утреннее настроение бесследно улетучилось из ее груди, а образовавшаяся пустота немедленно заполнилась привычным тошнотворным ощущением тупой и безысходной тоски.

      Нина Николаевна Рыжова мучительно поморщилась и, сглотнув горькую слюну, со скрежетом повернула ключ в замке. Дверь отворилась, словно открылся рот страдающего нехорошей болезнью старого человека, и Нина шагнула в прихожую.

      Минуту она стояла в полной темноте, беспомощная перед обволакивающей ее густой атмосферой гнилой сырости, и, наконец, набравшись решимости, закрыла за собой дверь и включила свет.

      Стараясь не задевать стены, с безобразно отстающими обоями, напоминающими пораженную проказой человеческую кожу, она разделась и быстро прошла в свою комнату.

      В сумерках маленькой комнатки с никогда не поднимающимися шторами – в углу – что-то белело.

      Щелкнув выключателем, Нина присела на краешек старого ободранного дивана с продавленным почти до самого пола брюхом.

      Он бросила взгляд на рассыпанный на столе букет белых хризантем и горько усмехнулась.

      «Как его зовут? – подумала она вдруг. – Василий?.. Вася?.. Он себя как-то по-другому называл… Василек. Нет, кажется… Но что-то похожее, что-то такое же – уменьшительно-ласкательное… Ага, Васик! Васиком он себя называл. Васик»…

      У нее даже получилось улыбнуться.

      Нина впилась глазами в белоснежный букет на столе, словно пытаясь удержаться на краю необъятной и мрачной бездны отчаянья, в которую ее тянул неудержимо тяжкий груз привычных безысходных мыслей.

      «Славный мальчик, – шепотом проговорила она, мучительно морщась от родившегося за тонкой стеной шороха, – славный, милый мальчик. Он ведь ничего – совсем ничего – обо мне не знает, и тем не менее – влюбился по уши. Нахожу почти