Медленный ад. Такси в один конец. Сергей Валерьевич Мельников

тоял в очереди за гордыней.

      Он защелкал кнопками калькулятора, водя пальцем по знакам, выписанным на пергаменте.

      – Ну конечно! – Карл Юхимович окунул кальмус в чернила и зачиркал, бормоча под нос: – Цере, а тут хатаф-камац, и кто таки тут шлемазл?

      Коснувшись пальцами пергамента, он посидел несколько секунд, чувствуя, как нагреваются буквы под его рукой и довольно улыбнулся:

      – Вот теперь порядок. Будь хорошим мальчиком, не подведи опять папу.

      Он свернул пергамент, шаркая тапками подошёл к самому тёмному углу мастерской. Там он открыл дверку и сунул свиток внутрь.

      – Я верю в тебя, мой мальчик, – сказал он, постучав по дереву.

      * * *

      Лёва не так богат, чтобы ездить на такси. Просто так случилось, что магазин электроники, в котором он работал, оптимизировал расходы чаще, чем продавал технику. Под последнюю оптимизацию попал грузчик, и, когда грузовик привёз кофеварки, разгружать их было некому.

      Борец за равноправие Гуля вспомнила, что она девочка, а девочки кофеварки не таскают. У Мамеда пятница – священный день, и пусть скажут спасибо, что он и так целый день харамом занимается.

      Лёва обречённо вздохнул. Дома его ждала любимая игра и единственный человек, с которым ему было легко: амазонка Фрейя. Ждал её голос: они никогда не встречались. Как выглядела Фрейя, Лев не знал: во всех профилях – одна и та же аватарка со стаканом кофе на фоне МГУ и ни одного личного фото. Судя по аве, у неё тонкие пальцы с розовым маникюром, потому что они попали в кадр, ещё она не выбирала выражения и разговаривала с хрипотцой, и Лёве это нравилось.

      Он часто пытался представить себе Фрейю, и даже заходил в своих фантазиях очень далеко. Но только решался предложить ей встречу в офлайне, терял и голос, и перса. Лёва боялся, что она окажется уродиной, ещё больше боялся, что она окажется красавицей, и самым жутким ужасом было то, что она окажется обычной симпатичной девчонкой, и он ей не понравится. Тогда он говорил себе, что лучше остаться с её голосом и мечтами, чем потерять всё, и снова заходил в игру.

      Лёва предпринял робкую попытку вырваться домой, к компу и наушникам с милым хрипловатым голосом.

      – А… ты… – промямлил он, и чем ближе сходились брови директора, тем тише становился Лёвин голос. – мне… не поможе… те…?

      Начальник возмущённо выкатил глаза.

      – Вы и так на моей шее сидите, ножки свесив. Давай ещё туда кофеварок накидаем, чего уж там! Я ж железный, правда?

      Поставив на место зарвавшегося юнца, он удалился в кабинет. Что оставалось делать? Лёва поплёлся к машине. Сверяясь с накладной, таскал он коробки с кофеварками на склад. Расставлял по полкам, зыркая исподлобья на отбивающего поклоны Мамеда. Казалось, молитва затянулась, но Лёва был не уверен, может она и должна быть такой длинной. Лёва вообще в своей жизни был очень часто не уверен.

      Закончился рабочий день, временно-слабая девочка Гуля убежала на фитнес, Мамед свернул свой коврик, засейвился директор и выключил в кабинете свет, а Лёвушка выгрузил только половину товара.

      – Лёва! – строго сказал управляющий. – У тебя большие проблемы с организацией. Я тебе дам книгу "Как эффективно настроить рабочий процесс", мне она очень помогла. Ну сколько можно копаться? Там груза-то… – Он посмотрел в накладную и запнулся, потом нахмурился ещё сильнее. – В общем, как всё перегрузишь, запри магазин и поставь на сигнализацию. На тебе… – директор пошуршал купюрами в кошельке. – Пятьсот рублей на такси. Ну что ты нос повесил? – Он хлопнул Лёву по плечу, и тот чуть не выронил коробку с кофеваркой. – Жизнь налаживается, домой с комфортом поедешь!

      Моргнул сигналкой новенький «Поло», и директор, элегантно запахнув пальто, умчался отдыхать. Лёва проводил его грустным взглядом, посмотрел на штабеля коробок, на раздражённую рожу водителя, и у него возникло жгучее желание как можно быстрее нарушить заповедь, одну, но подходящую… Раза два, а может даже и четыре. Но он вздохнул и потащил коробку на склад. Лёва был добрый парень. Кто-то б сказал: "слабый", но мама говорила, что добрый.