Рассказы о животных. Константин Паустовский

т – бродяга и бандит. Звали его за глаза Ворюгой.

      Он воровал всё: рыбу, мясо, сметану и хлеб. Однажды он даже разрыл в чулане жестяную банку с червями. Их он не съел, но на разрытую банку сбежались куры и склевали весь наш запас червей.

      Объевшиеся куры лежали на солнце и стонали. Мы ходили около них и ругались, но рыбная ловля всё равно была сорвана.

      Почти месяц мы потратили на то, чтобы выследить рыжего кота.

      Деревенские мальчишки помогали нам в этом. Однажды они примчались и, запыхавшись, рассказали, что на рассвете кот пронёсся, приседая, через огороды и протащил в зубах кукан с окунями.

      Мы бросились в погреб и обнаружили пропажу кукана; на нём было десять жирных окуней, пойманных на Прорве.

      Это было уже не воровство, а грабёж средь бела дня. Мы поклялись поймать кота и вздуть его за бандитские проделки.

      Кот попался этим же вечером. Он украл со стола кусок ливерной колбасы и полез с ним на берёзу.

      Мы начали трясти берёзу. Кот уронил колбасу; она упала на голову Рувиму. Кот смотрел на нас сверху дикими глазами и грозно выл.

      Но спасения не было, и кот решился на отчаянный поступок. С ужасающим воем он сорвался с берёзы, упал на землю, подскочил, как футбольный мяч, и умчался под дом.

      Дом был маленький. Он стоял в глухом, заброшенном саду. Каждую ночь нас будил стук диких яблок, падавших с веток на его тесовую крышу.

      Дом был завален удочками, дробью, яблоками и сухими листьями. Мы в нём только ночевали. Все дни, от рассвета до темноты, мы проводили на берегах бесчисленных протоков и озёр. Там мы ловили рыбу и разводили костры в прибрежных зарослях. Чтобы пройти к берегам озёр, приходилось вытаптывать узкие тропинки в душистых высоких травах. Их венчики качались над головами и осыпали плечи жёлтой цветочной пылью.

      Возвращались мы вечером, исцарапанные шиповником, усталые, сожжённые солнцем, со связками серебристой рыбы, и каждый раз нас встречали рассказами о новых выходках рыжего кота.

      Но наконец кот попался. Он залез под дом в единственный узкий лаз. Выхода оттуда не было.

      Мы заложили лаз старой рыболовной сетью и начали ждать.

      Но кот не выходил. Он противно выл, выл непрерывно и без всякого утомления.

      Прошёл час, два, три… Пора было ложиться спать, но кот выл и ругался под домом, и это действовало нам на нервы.

      Тогда был вызван Лёнька, сын деревенского сапожника. Лёнька славился бесстрашием и ловкостью. Ему поручили вытащить из-под дома кота.

      Лёнька взял шёлковую леску, привязал к ней за хвост пойманную днём плотицу и закинул её через лаз в подполье.

      Вой прекратился. Мы услышали хруст и хищное щёлканье – кот вцепился зубами в рыбью голову. Он вцепился мёртвой хваткой. Лёнька потащил за леску. Кот отчаянно упирался, но Лёнька был сильнее, и, кроме того, кот не хотел выпускать вкусную рыбу.

      Через минуту голова кота с зажатой в зубах плотицей показалась в отверстии лаза.

      Лёнька схватил кота за шиворот и поднял над землёй. Мы впервые его рассмотрели как следует.

      Кот зажмурил глаза и прижал уши. Хвост он на всякий случай подобрал под себя. Это оказался тощий, несмотря на постоянное воровство, огненно-рыжий кот-беспризорник с белыми подпалинами на животе.

      Рассмотрев кота, Рувим задумчиво спросил:

      – Что же нам с ним делать?

      – Выдрать! – сказал я.

      – Не поможет, – сказал Лёнька, – у него с детства характер такой.

      Кот ждал, зажмурив глаза.

      Тогда Рувим неожиданно сказал:

      – Надо его накормить как следует!

      Мы последовали этому совету, втащили кота в чулан и дали ему замечательный ужин: жареную свинину, заливное из окуней, творожники и сметану. Кот ел больше часа. Он вышел из чулана пошатываясь, сел на пороге и мылся, поглядывая на нас и на низкие звёзды зелёными нахальными глазами.

      После умывания он долго фыркал и тёрся головой о пол. Это, очевидно, должно было означать веселье. Мы боялись, что он протрёт себе шерсть на затылке.

      Потом кот перевернулся на спину, поймал свой хвост, пожевал его, выплюнул, растянулся у печки и мирно захрапел.

      С этого дня он у нас прижился и перестал воровать.

      На следующее утро он даже совершил благородный и неожиданный поступок.

      Куры влезли на стол в саду и, толкая друг друга и переругиваясь, начали склёвывать из тарелок гречневую кашу.

      Кот, дрожа от негодования, подкрался к курам и с коротким победным криком прыгнул на стол.

      Куры взлетели с отчаянным воплем. Они перевернули кувшин с молоком и бросились, теряя перья, удирать из сада.

      Впереди мчался, икая, голенастый петух, прозванный Горлачом.

      Кот