Защитник. Конн Иггульден

отыскивая шнурок или кожаный ремешок, чтобы связать грязные космы.

      Из всей команды осталось только восемь гоплитов. Одному стрела угодила в глаз. Другой держал оба рулевых весла. Гребцы внизу притихли. Все, на что они были способны сейчас, – это отдуваться и пялиться в пустоту. Последние дни они гребли, отдыхали и снова гребли, выполняли безумные маневры, бросали корабль вперед и совершали невозможные повороты – и все это на скудном пайке, в тесноте, чувствуя за собой дыхание смерти. Их мир был веслом, барабанным боем и криками келейста.

      Он тоже выжил. Выжил, хотя и вылез из того длинного прохода от носа к корме, где было его обычное место. Келейст стоял на открытой палубе в самый разгар сражения. Теперь по его лицу текли слезы, и Фемистокл, как ни хотел, не мог придумать, что ему сказать. Он просто кивнул келейсту, схватил его сзади за шею и крепко сжал. Так отец мог бы похвалить любимого сына. Лицо мужчины сморщилось, глаза счастливо зажмурились при этом простом знаке благодарности.

      Фемистокл прошел вдоль строя. У кого-то он вытер на щеке пятно от масла или крови, кого-то легонько тыкал кулаком в плечо или грудь – чтобы стояли прямее. И гоплиты улыбались в ответ вопреки боли и усталости. Он и сам не заметил, как уже беззвучно ухмылялся вместе с ними, не говоря ни слова. Никто из этой маленькой группы не смог бы объяснить, почему они улыбались, но это было то, что нужно.

      Дойдя до конца строя, Фемистокл повернулся к ним и сказал:

      – Для меня было честью сражаться вместе с вами. Мы все потеряли друзей, тех, кто стоял рядом. Они знают, что мы не уступили. Мы дрались – и мы победили. Они погибли не напрасно. Скажите это женщинам и детям на Саламине! Когда они спросят, как погибли их отцы, братья и сыновья, скажите им, что они ушли с честью, чтобы спасти всех нас. Что, если бы пришлось, они бы сделали это снова. Скажите им, что никогда еще мы не сражались за дело столь чистое и столь благородное. Мы положили на алтарь все, что у нас есть, – и мы по-прежнему здесь. Возблагодарим за это Посейдона, охранявшего нас, Ареса, направлявшего нашу руку, и Афину, с помощью которой мы прошли через это испытание. От имени Афины, от имени всех богов… От имени всех тех, кого больше нет с нами, благодарю вас.

      Он посмотрел на них, и глаза защипало от слез. В этом не было ничего постыдного, по крайней мере для афинянина. Не в такой день.

      – Я стоял на Марафоне, ребята. Я думал, что никогда больше не увижу ничего подобного и не узнаю таких храбрых людей. Но не могу сказать этого сейчас. Я видел вас. И я горжусь всеми вами.

      Часть персидского флота избежала сети триер, переброшенной поперек пролива. Ксантипп оставил брешь, предпочтя позволить им уйти, а не сражаться до последнего корабля и последнего воина. Фемистокл был свидетелем того, как более сотни персидских галер в последний момент просто устремились к этой бреши, чтобы выйти в открытое море и оторваться от своих мучителей. В нескольких случаях капитанов, пытавшихся протестовать, просто-напросто сбросили за борт.

      Еще