Архивы Дрездена: Перемены. Адская работенка. Джим Батчер

/p>

      – Линия может прослушиваться, – сообщила она. – Я буду в Чикаго вечером. Тогда поговорим.

      – Угу, – согласился я. – Идет.

      – Гарри, – произнесла она. – Я не… Я никогда не хотела… – Она с нетерпеливым вздохом оборвала фразу. В трубке на заднем плане послышался голос из громкоговорителя, объявлявший что-то по-испански. – Потом успеем. Посадку объявили. Надо идти. Часов в двенадцать.

      – Хорошо, – сказал я. – Я… буду здесь.

      Она поколебалась, будто хотела сказать что-то еще, но все-таки повесила трубку.

      Я сидел, продолжая прижимать телефон к уху. Через пару секунд послышались короткие гудки.

      Наша дочь.

      Она сказала: «Нашу дочь».

      Я положил трубку. Вернее, попытался. Я промахнулся мимо рычага, и трубка упала на пол.

      Мыш, мой огромный серый лохматый пес, поднялся со своего обычного места в крохотной кухне-нише, подошел и уселся у моих ног; его темные глаза выражали легкую тревогу. Выждав секунду-другую, он негромко фыркнул, взял зубами трубку, положил ее на аппарат и снова поднял на меня обеспокоенный взгляд.

      – Я… – Я помолчал, пытаясь свыкнуться с непривычным положением дел. – У меня… у меня, возможно, есть ребенок.

      Мыш издал неопределенный звук.

      – Угу. А мне, по-твоему, каково? – Некоторое время я тупо смотрел в противоположную стену, потом встал и потянулся за плащом. – Я… Думаю, мне нужно выпить. – Я кивнул сам себе. – Угу. Что-нибудь вроде этого… да.

      Мыш огорченно вздохнул и поднялся.

      – Конечно, – заверил я его. – Ты тоже можешь отправиться со мной. Черт, ты даже можешь довезти меня до дому, если что.

      Большую часть дороги до «Макэнелли» мне постоянно сигналили. Меня это не волновало. Я ни разу никого не задел. А это ведь кое-что да значит. Я припарковал свой старый, потрепанный временем и боями «фольксваген-жук» на маленькой стоянке рядом с заведением Мака и двинулся к дверям.

      Мыш негромко, но настойчиво фыркнул.

      Я оглянулся. Оказывается, я оставил дверцу машины открытой. Пес носом захлопнул ее.

      – Спасибо, – сказал я ему.

      Мы вошли в таверну.

      Заведение Мака напоминает кафе-бар «Чирз» после небольшого апокалипсиса. По всему помещению с неравными промежутками расположены тринадцать деревянных колонн, покрытых резьбой со сценами из мифов Старого Света, – некоторые из них забавные, но по большей части зловещие. Под потолком лениво вращаются тринадцать вентиляторов. У барной стойки замысловатой формы стоят тринадцать стульев. Столов в зале тоже тринадцать, и расставлены они на первый взгляд хаотично, а на деле – по продуманной схеме.

      – Слишком много здесь числа тринадцать, – буркнул я себе под нос.

      Время подходило к половине третьего. В таверне не было никого, кроме меня с псом – ах да, и Мака, конечно. Мак – мужчина среднего роста и среднего сложения, с сильными костлявыми руками и сияющей лысиной без малейшего намека на растительность. Возраста он где-то между тридцатью и пятьюдесятью и щеголяет всегда в белоснежном фартуке.

      Несколько секунд Мыш внимательно смотрел на Мака. Потом резко уселся на верхней площадке короткого лестничного марша, ведущего от входа, повернулся и улегся у двери, положив морду на лапы.

      Мак покосился в нашу сторону:

      – Привет, Гарри.

      Я кое-как доплелся до стойки. Мак достал бутылочку пива собственной варки, но я покачал головой:

      – Э… Я бы сказал: «Виски, Мак», но не уверен, держишь ли ты у себя виски. Кажется, мне сейчас нужно что-нибудь крепкое.

      Мак приподнял брови и удивленно уставился на меня.

      Знай вы этого парня так же, как я, то поняли бы, что для него подобный жест – все равно что для другого отчаянный вопль.

      Однако он налил мне в маленький стакан чего-то такого, светло-золотого цвета, и я выпил. Горло обожгло как следует. Я выдохнул, посидел некоторое время с раскрытым ртом и постучал пальцем по столешнице рядом со стаканом.

      Мак нахмурился и налил еще.

      Второй стакан я пил уже не спеша. Горло, правда, обжигало все равно, зато я смог наконец сосредоточиться – для начала хотя бы на боли. Мысли сами собой начали сгущаться вокруг нее, а потом и кристаллизовываться в более или менее определенную форму.

      Мне позвонила Сьюзен. Она летит в Чикаго.

      И у нас с ней есть ребенок.

      О котором она мне не говорила.

      Сьюзен работала репортером в «желтой» чикагской газетенке, специализировавшейся на сверхъестественном. Большая часть работавших там относилась к этому как к забаве, но Сьюзен верила в то, что все это взаправду. Мы с ней не раз схлестывались, пока не сошлись. Мы пробыли вместе не слишком долго – немногим меньше двух лет. Мы были молоды и счастливы друг с другом.

      Наверное, я мог бы вести себя осторожнее. У всякого, кто не довольствуется ролью пассивного наблюдателя, рано или поздно появляются враги.