Чего не знала Алиса. Алина Лемер

лучше.

      Она наливает гостье большую чашку травяного настоя, рецепт которой передала ей бабушка. Екатерина Дмитриевна в один глоток осушает предложенную чашку. Около минуты обе женщины молчат.

      Из кухни хорошо видно большое зеркало в черной резной оправе. Оно висит прямо напротив Алисы, которая с головой погружена в рассматривание картинок. Вазочка с конфетами уже наполовину опустела.

      – Какое у тебя зеркало… хмм… красивое, – Екатерина Дмитриевна заворожена.

      – Да, в нем можно увидеть многое, – загадочно говорит цыганка и смотрит на отражение маленькой гостьи.

      – Еще бы, оно такое массивное, – кивает мама Алисы, думая, что все понимает. Но она не понимает. – Так ты поможешь мне? Я просто хочу знать. Неизвестность сводит меня с ума. День и ночь я думаю о том, как я могу уберечь Алису, ведь один раз я уже…

      Она не может закончить фразу.

      – Конечно, – бархатным голосом говорит Мирела, а потом добавляет. – Можно исправить все, если знать как.

      А потом говорит полушепотом:

      – Если душа чиста, перед ней не встанет барьер.

      – Что это значит? – озадаченно спрашивает мама Алисы.

      Но Мирела не отвечает, а внимательно смотрит на отражение Алисы в зеркале. Затем она на мгновение щурит глаза, словно пытаясь разглядеть что-то чуть выше Алисиной головы. Уже через секунду морщинки у ее глаз разглаживаются, но она не улыбается. Она увидела.

* * *

      Спустя 1 час 15 минут после моей смерти

      На этот раз я не прижимаю ладонь, не плачу и не хочу переступить зеркальный барьер.

      – Она что, видит нас? – я испуганно шепчу. Мне так не хочется, чтобы эта загадочная цыганка слышала меня. Боже, что происходит? Как все это возможно? Так странно смотреть на человека по ту сторону света, зная, что он тоже смотрит на тебя.

      – Помаши ручкой, – издевательски подмигивает Стефан.

      Я зажимаю рот руками, лишь бы не вырвался крик, который так и просится наружу. И в то же время я испытываю странную гамму чувств. Я увидела маму. Мамочку.

      Я ощущаю глубокое чувство вины перед ней. Она так переживает. Как больно ей будет, когда она узнает, что я… Мамочка…

      – Объясните? – отражение квартиры цыганки медленно обволакивает туманом. Зеркало снова показывает меня. Взрослую.

      – Один из весенних дней двухтысячного года. Тебе пять лет. Твоя мама пришла к цыганке, ей она доверяла все свои самые сокровенные переживания. Но не вини ее, Миреле доверяли многие, и совсем не напрасно.

      – Доверяла? А сейчас?

      – Мирела умерла, – будничным тоном отвечает Стефан, а я снова поражаюсь, насколько спокойно он об этом говорит. – Через полтора года после этого разговора.

      – Как? – я совсем не помню эту женщину, но тем не менее мне стало грустно. Чья-то смерть – всегда трагедия. Я снова думаю о маме и той трагедии, которую я собственноручно ей подарю.

      – Автокатастрофа. Водитель не справился с управлением. Она, впрочем, никогда не любила такси. Как знала, – Стефан неприятно улыбается, а я