Северное море. Юлия Хокка

видать, а может и сын, а коли и еще кто, не знаю. Наркоман он.

      – Откуда ж ты знаешь, что наркоман? – ехидно улыбнулась бабушка.

      – Да там и знать нечего, ты глянь на него.

      Тогда в разговор я не полезла, а вот вечером, когда сели ужинать, снова вспомнила про эту историю. Почему-то она меня зацепила.

      – Бабушка, – обратилась я, дожевывая салат из огурца с помидором, – ты веришь в проклятия?

      – Верю, – коротко ответила она.

      – Но ты не веришь, что на том доме, о котором баба Зина рассказывала, лежит проклятие? – пыталась разговорить я бабушку.

      – Не знаю. Но в нем всегда жили странные люди. И не баба Зина, а Зинаида Федоровна.

      – Понятно, – я вернулась к салату.

      – Ты что ж, разговор наш подслушивала?

      – Да нет, случайно только кусочек услышала. Про оборотня.

      – Мясо ешь, что ты его все ковыряешь, – сказала женщина.

      Да уж, странное чувство, когда бабушка, которая даже в детстве тебя не воспитывала, выговаривает за еду, хотя тебе девятнадцать. Я молча продолжила есть.

      – Я прям удивилась, что ты сегодня вышла и с нами села, молчала, конечно, но хоть вышла. А-то сидишь наверху, как дикая, да только по вечерам куда-то бегаешь. Смотри, отцу в подоле не принеси, вот он обрадуется.

      – Спасибо, – коротко поблагодарив за еду, я встала, резко положила в раковину тарелку, и уже хотела пойти к себе, но меня остановили.

      – Характер отцу показывать будешь или матери своей. Куда собралась? Посуду помой. Только за водой сначала сходи, закончилась, – с этими словами бабушка поднялась из-за стола и направилась к выходу из кухни.

      Вздохнув, я взяла два пластиковых ведра и пошла на колодец.

* * *

      Вечером того же дня, я, как обычно, пошла прогуляться. В городе наушники всегда оказывались самыми верными спутниками, но здесь, в деревне, мне нравилось слушать природу. Казалось, что на улице полная тишина, но это было не так: пели вечерние птички, квакали лягушки, жужжали пролетающие мимо насекомые, стрекотали сверчки, шумели от легкого ветра листья деревьев. Красота и спокойствие. И еще картину дополнял чудесный запах мокрой земли и травы.

      Деревня располагалась на двух холмах, дома стояли по обе стороны от дороги. Внизу, между холмами, был спуск к маленькой речке. Местные условно делили деревню на две части – первую и вторую гору. Я жила на первой. Миновав поворот на плотину и проходя по второй горе, я остановилась напротив старого дома, на котором висел номер двадцать семь.

      Этот дом был темно-красного цвета, одноэтажный, но с чердаком и терраской, стоял он боком к дороге, вход с маленьким крылечком находился справа. Забор, проходящий по периметру участка, возможно когда-то был покрашен краской, но сейчас от нее не осталось и следа: он представлял собой старые серые доски, между которыми были большие щели. Огород казался длиннее соседских: шел вглубь до самых зарослей.

      Неухоженный участок, заросший травой забор, облупившаяся краска – жилище выглядело заброшенным. Из-за соседского большого и красивого дома, обнесенного новым металлическим забором,