Лиса. Аркан пророчества. Елена Альбертовна Жукова

она не хотела разочарования. А потому спросила о другом.

      – Откуда Вам известно обо мне?

      Шаман покачал головой.

      – Зачем спрашиваешь, если знаешь?

      Она помолчала, сердясь на увиливающего от ответа старика.

      – Тогда скажите, знаете ли Вы что со мной?

      Старик медленно поднялся, потом также медленно поднял бубен, колотушку, шапку и направился к выходу. Вещи заняли свои места на стене, а шаман уселся у очага и помешал лежащие на поленьях травы. После полез в мешочек на поясе и, достав оттуда что-то, бросил это в огонь. Искры взметнулись вверх и в шатре запахло лесом. Летним, влажным. Таким, которым невозможно надышаться. Так пах Кристиан. Это было, как удар в поддых, Лиса даже на мгновение забыла о том, что шаман так и не ответил. Предательские слезы сверкнули в ее глазах, но она взяла себя в руки, запихивая эмоции глубоко внутрь. Хотел ли шаман этим ответить на ее прежний, незаданный вопрос или это случайный жест с его стороны и травы просто очищали воздух в шатре после обряда. Она не стала уточнять.

      – Вы знаете? – повторила она свой вопрос.

      – Ты несешь заслуженное наказание, – сухо произнес шаман, помолчав. Складывалось ощущение, что он недоволен, но это тоже мало волновало девушку. Важнее было то, что он сказал.

      – Наказание? – переспросила Лиса и голос ее осип. – Наказание? За что?

      – Сама знаешь, – старик смотрел теперь прямо ей в глаза. – Стихии не терпят такого к себе отношения. Даже от избранных. Тебе дан дар ко всем Стихиям. Но ты предпочла отказаться от него.

      Каждое слово шамана звучало как обвинение, несмотря на то что голос он не повышал. И каждое его слово отзывалось внутри раздражением, отрицанием и возмущением.

      – Отказалась? Да, я отказалась. Я имела право отказаться от этого! – выкрикнула она. – Имела! Меня не спрашивали, когда открывали дар, меня не спрашивали, когда возрождали! Меня ни разу. Ни о чем. Не спросили! Меня лишь гнали, как дичь. С самого начала. Вели охоту, как на зверя! Выдернули из спокойной, размеренной жизни и сунули в этот бесконечный котел! Я имела право отказаться! Имела! И-мела. Имела.

      Последние слова она произносила уже заикаясь, шепотом, размазывая по щекам льющиеся слезы. А потом и вовсе подтянула колени к груди и уткнулась лицом в сложенные на них руки. Плакала, всхлипывая, шмыгая носом, вытирая рукавом мокрое лицо. Обида, так долго копившаяся в душе, наконец, выплеснулась, сгребая все остальные причины в одно, выливаясь слезами и глухими рыданиями.

      Шаман не торопил ее. Он подбрасывал в огонь травы, доставая их теперь уже из другого мешочка и тихонько что-то напевал. Слушая его странную, спокойную песню, Лиса потихоньку успокоилась. Плечи ее больше не вздрагивали, а в душе, выплеснувшей наболевшее, поселилась пустота.

      – Ты больше не пахнешь болотом, – сказал удовлетворенно шаман, прервав свою песню. – Теперь от тебя запах, как после грозы. Свежий, новый.

      Лиса подняла голову и посмотрела на него. За всплеск было стыдно. За то, что кричала на совершенно невиноватого в ее бедах