Леон. Марина и Сергей Дяченко

стихли.

      – Сопляки паршивые, – сказал Эд.

      Он никогда не ругался – просто называл вещи своими именами.

      Карета тронулась. Мы с братом уселись сзади, где лучшие места были отданы старшим ученикам. За нами пришел Рамон, тихо сел с краю и уставился на дорогу сквозь мутное окошко: карета выкатилась на дно ущелья, и ее огромные колеса стучали теперь по валунам на дне мелкого ручья.

      Мы с братьями всегда держались сообща между собой – и отдельно от прочих, поэтому нас не любили в школе. Но боялись, потому что вместе мы были сильны. Кроме того, мы втроем наследовали семье Надир, а кто такие Надир, в наших краях знал даже самый маленький и глупый ученик.

      Школа

      Наше с братьями будущее определилось в раннем возрасте. Нет, никто не пытался предсказать нашу судьбу – нам просто выдали поручения, распределив их таким образом, чтобы больше пользы принести Семье.

      Эд, мой старший брат, должен был прилежно учиться и всю жизнь заниматься наукой. Он сделается академиком в лучшем университете и тем прославит Семью Надир. Рамону, младшенькому, предстояло стать отцом семейства – его предполагалось женить сразу после окончания школы. А я, средний брат, должен был обеспечить «благосостояние» всех этих планов – иначе говоря, зарабатывать деньги для Семьи и вести свое дело.

      Мой старший брат в самом деле очень умный. Каждый день он делает два домашних задания: свое и мое, да еще иногда помогает с уроками Рамону. Они отлично ладят между собой, мои братья: иногда мне кажется, что Рамон – уменьшенная копия Эда. Оба медноволосые, длиннолицые, только Рамон щуплый и по-детски узкоплечий, а Эд – уже мужчина и сложен по-мужски.

      А вот я на братьев не похож. Волосы у меня светлые, почти белые, лицо круглое, глаза наивные. Иногда, глядя на себя в зеркало, я думаю, что, наверное, я дурак. Во всяком случае, выгляжу дураком. Эд говорит, что это даже хорошо для делового человека, если с виду он кажется простодушным.

      Мне шестнадцать лет, но у меня уже есть свое Дело, и я им горжусь.

      Мой отец, хоть и стал частью Семьи, так и не смог смириться с нашим, как он говорит, «торгашеством». Помню несколько их стычек с матерью – отец тогда доведен был до отчаяния и говорил очень смело. «Маг – это не профессия», – цедила мать, а он бледнел, надувался, как индюк, и еле слышно кричал: «Торгаши! Купи-продай! Мой дед одним заклинанием превратил купца в лягушку!» (На самом деле его дед-волшебник даже головастика не смог бы превратить в лягушку, во всяком случае, так говорила мать.)

      Помню, как отец смотрел на меня, когда я заявил на семейном совете, что открываю собственное дело. Мать обняла меня и расцеловала – впервые с тех пор, как мне было пять лет. Но вот отец…

      Карета остановилась перед зданием школы. Мы дождались, пока выгрузятся младшие, и, когда карета опустела, вышли вместе со старшими учениками – неторопливо, с достоинством.

      Здание школы было сложено из каменных глыб и снаружи походило на огромную статую черепахи. Изнутри открывался зал, гулкий и просторный, под высокими сводами. В нем