Темные времена. Книга 1. Екатерина Боровикова

организма на фальшивые ощущения настоящими последствиями более чем возможна, особенно у впечатлительных людей. В конце концов, если под гипнозом убедить пациента, что в его ладони вместо яблока горячий уголёк, на коже появится покраснение, а то и вполне натуральный ожог. И боль, естественно. Да, не у всех, но такие случаи описаны в научной литературе.

      Умно́. Но не всегда срабатывает. Я вспомнила про специализированную психиатрическую клинику. Не удивлюсь, если там лежат жертвы подобных ударов по башке.

      Но почему Вовка не упоминал про болевые ощущения? Да и стримеры тоже. Надо выяснить перед новым заходом. Правда, пока заново переживать это безумие нет никакого желания.

      С другой стороны, дело может быть не в дубинке хрючкера, а в неработающем кондиционере. В капсуле довольно жарко и душно.

      Я вылезла из «геймерского лежака», посидела несколько минут возле Оли. Её отсутствующий вид, бледность и покраснения кожи вокруг VR-очков вернули мою решимость на место.

      Матвей Ростиславович сидел на диване и смотрел с помощью браслета какое-то видео; правда, когда я зашла в зал, тут же его выключил.

      – Говорил же, что это ненадолго! – заулыбался он подозрительно радостно. – Как погружение?

      Я молча села на стул рядом с компьютером.

      – Персонажа хоть создать успела?

      – Нет. Меня убил огромный свин. Было очень больно. Как люди в это играют вообще? Это же дикость!

      – Больно? – нахмурился Матвей Ростиславович. – Сильно?

      – Ну, как сказать… – неуверенно протянула я.

      Чем больше времени я находилась в реальном мире, тем глупее казалось моё поведение. Да и ощущения теперь воспринимались по-другому: ну, кастрюлей по голове, эка невидаль. Думаю, настоящее проламывание черепа чувствуется совершенно не так.

      – Вообще-то большинство игроков боли не испытывает, – озабоченно сказал дедуля. – Всё зависит от внушаемости конкретного человека. Сколько-то там процентов вообще играть не могут – для них всё прямо по-настоящему, вплоть до болевого шока.

      – Ну, до этого мне далеко, – окончательно успокоилась я. – Мелочи жизни.

      – А кое-кто не играет, потому что воображения нет совсем, – с какой-то глубокой обидой продолжил свёкор. – Ложится, понимаешь, человек в капсулу, и ничего не происходит. Не желают мозги участвовать в формировании фантазии.

      – Так вы поэтому не погружаетесь? – поняла вдруг я.

      – Зато меня гипноз не берёт, – буркнул стареющий геймер. – А вот тебя, судя по всему, очень даже. Видосы видела? Графика условная, примитивная. Она – как основа. Всё остальное человеческий мозг дорабатывает в зависимости от своей впечатлительности. Так что игроки видят одну и ту же картинку, но немного по-разному. А я вообще ничего не вижу. И не слышу. Не подключает меня, зарраза.

      Я подумала, что дело может быть в операции, которую пережил Матвей Ростиславович двадцать лет назад. Ему доброкачественное образование в теменной доле удалили. Но говорить вслух об этом