Стихийный мир. Морской эмир. Сильвия Лайм

живая татуировка. И кажется: коснись ее – и сгоришь на месте.

      Я коснулась. Прижалась щекой, изо всех сил зажмуриваясь, преодолевая инстинктивный нерациональный страх перед пламенем. И перед дожем, которого я не должна была ни любить, не желать, от разлуки с которым не должна была страдать.

      Но делала все это, и даже больше. Стараясь только не думать.

      Мои руки сами собой скользнули ему за спину и сцепились там в болезненном и тонком:

      «Скучала…»

      Дож ничего не сказал. Только прижал крепче. Так, что почти не вздохнуть. Поднял руку и коснулся волос. Пропуская между пальцами, зарываясь глубже, поглаживая… Словно тоже скучал.

      Не верить. Нельзя верить…

      Всего несколько дней осталось – и наваждение пройдет.

      – Почему ты можешь приходить в Айремор только во сне? – выдохнула я, лишь бы сконцентрироваться на чем-то кроме жара его рук, огня тела. Лишь бы не терять разум.

      – Назови меня по имени, – вместо ответа проговорил император и чуть отклонился назад, коснувшись пальцами моего подбородка.

      Снова проник в меня своим взглядом, будто лезвием.

      Я вздохнула.

      Он словно знал, что его имя – еще один инструмент, режущий не хуже ножа.

      – Назови и скажи, что скучала… – протянул он бархатно, и пальцы обвели линию моего подбородка, коснувшись уголка губ.

      Я задрожала.

      – Скучала… – произнесли эти предательские губы, подчиняющиеся с радостью, с удовольствием. Ощущающие ласковое покалывание, пряное наслаждение, сходное с разгорающимся теплом костра, греющего тебя в холодную лесную ночь. – Сициан…

      – Хорошая лаурия, – низким вибрирующим голосом похвалил дож, чуть наклоняясь ко мне и почти касаясь моих губ своими.

      Мышцы расслаблялись на глазах, а тело начинали бить крохотные острые молнии. По нервам, по костям и венам, превращая кровь в кислоту.

      Но я все же на миг замерла, напрягаясь изо всех сил, и, сумев отстраниться не больше чем на миллиметр, подняла взгляд в колдовские глаза и выдохнула:

      – Не лаурия. Называй меня по имени…

      И чуть не утонула во вспыхнувшем кровавом пламени. Жарком. Болезненном.

      Внизу живота скрутилась спираль тяжелого напряжения.

      Мгновение, другое… Дож улыбнулся.

      – Алекса-а-а-ндра, – протянул он, и от этого его голоса с моим именем на губах меня начало забрасывать будто на иные грани реальности. Дыхание безнадежно сбилось. Я хватала воздух ртом, как рыбка, выброшенная на раскаленный песок, и видела перед собой теперь только его улыбающиеся губы. Только губы, которых мне не хватало больше всего на свете. – Моя дерзкая девочка…

      И в следующий миг его губы накрыли мои. И я не хотела больше ни видеть, ни слышать ничего вокруг. Теперь для меня был только он. Только мой Красный дож…

      – Саша, – произнесла хрипло и отрывисто. – Я хочу, чтобы ты звал меня…

      – Саша, – огненным эхом закончил Сициан, прикусывая мою нижнюю губу, опускаясь поцелуями по подбородку и ниже, по горлу, по шее с трепещущими и бешено