Любовь перевернет страницу. Дарья Эхха

– хотелось одного и одновременно совсем иного. Это ощущение казалось странным: в итоге, я не мог решить, что именно мне было нужно, и лишь рассеянно наблюдал за тем, как сквозь меня утекало время, как жизнь сама вела меня по своему беспрерывному течению. Уходящее безвозвратно время навевало грусть, хотелось бежать, бежать, скорее что-то делать. С другой стороны, отыгранные часы успокаивали – когда плохо, когда страшно, что станет еще хуже, когда не готов к следующему шагу в неизвестность, с облегчением думаешь о пустом и ровно прожитом дне.

      Каждую ночь я видел Веру. Веру, которая говорила мне, что больше не любит меня. Веру, которая искала в моем кошельке фото Германа. Веру, которая весело махала мне рукой, прощаясь навсегда.

      В моей комнате все напоминало о детстве, которое неразрывно было связано с моей женой. Сложно сосчитать, сколько ночей мы провели в укрытии тех стен. На полках стояли наши фото, в ящиках стола все еще хранились наши детские записки друг другу. Постельное белье, в которое я зарылся, было когда-то куплено Верой на одну из наших годовщин, а тряпичной ангелок, висевший прям на люстре надо мной, мы много лет назад ради шутки сшили с Верой из ее старого нижнего белья.

      – Ян, мы должны придумать ему имя. Скажи, что тебе приходит на ум? – спросила меня Вера, поднеся игрушку к моему лицу так близко, что мой нос и то, где должен был находиться нос пока еще безымянного существа, коснулись друг друга.

      – Мистер… Трусель?

      Вера захохотала.

      – Отлично! Так его и назовем. Мистер Трусель… Может, напишешь что-нибудь про него?

      Тогда я еще не знал, что я – писатель, но забавы ради сочинял истории и показывал их Вере. Она гордилась мною:

      – Ну у тебя и фантазия! – говорила она, когда студенческий билет натянул наши карманы. – Нет, тебе точно надо бросать универ. Ну какой из тебя инженер, тебе бы – в творчество! Вот я – другое дело… О, придумала. Я буду бизнес-леди, а ты – вольным художником. Все финансовые дела – на мне, а дети и дом – на тебе. Согласен?

      Ну как я мог устоять перед ее решимостью и энергичностью? Я готов был согласиться на что угодно, лишь бы все оставалось таким же, как и было. Лишь бы мы с Верой оставались все теми же нами.

      Смотря на мистера Труселя, я слышал звонкий смех жены. Тогда она была так близко, казалось, этого не изменить. Я вытянул руку вперед и потянулся к висящей игрушке, сжал кулак и медленно опустил его. Вытянувшись на кровати, словно лежал на больничной койке, я закрыл глаза и задержал дыхание – смог бы я вот так оборвать свою жизнь, просто перестав дышать? Меня хватило секунд на пятнадцать, затем я жадно и громко вдохнул.

      Наконец, я встал. Ноги были ватными, и я засомневался, выдержат ли они мой вес. Ладони похлопали лицо – вчера перед сном я плакал и тер его, кожу все еще жгло.

      К завтраку я вышел готовым: надел чистую одежду, нацепил на себя улыбку.

      – Доброе утро! – сказал я громко, почесывая затылок.

      Мама варила кофе у плиты. Кофемашины она не любила и для приготовления утреннего напитка использовала турку. Тома сидела за обеденным столом.

      – У