Плацдарм. Дмитрий Володихин

– Доблесть – Вандея – Дон.

Марина Цветаева

      Первая запись в дневнике добровольца.

      25 июня 2005 года, дальнее Подмосковье

      Лет пять, как я не занимаюсь спортом, а потому несколько расплылся. Неприятно, но не катастрофично… кроме некоторых случаев. Или в присутствии некоторых людей.

      Передо мной стоит человек, больше всего похожий на охотничью собаку. Поджарый, мускулистый, пружинистая походка, особенная легкость движений, которая бывает только у тех, кто на завтрак делает пятикилометровый забег. Настоящая овчарка. То есть овчарк. И даже, кажется, вздергивает нос, принюхиваясь к лесным ароматам… Нет, показалось. Нос как нос, ничего особенного, ни к чему не принюхивается. Но глазами туда-сюда стреляет каждую минуту и головой вертит на сто восемьдесят градусов. Если бы мог вертеть на все триста шестьдесят, обязательно вертел бы. Потому что боится.

      То, чем мы тут занимаемся, оттеснив ролевиков с полигона, тянет лет на пять-шесть.

      Для него.

      А мы схлопочем по годику – максимум. Или отделаемся пропесочиванием всей пищеварительной системы от ротового отверстия до анального. Но боится он прежде всего не за себя, а за нас.

      Боится, но ввязался. Потому что он – наш и, наверное, отправится вместе с нами в заветное лето девятьсот девятнадцатого взбивать пыль на степных дорогах русского юга. Или просто очень сочувствует нашему делу. Работает, но дрожит, дрожит, но работает.

      Инструктора нам велено называть Константином. И не соваться с расспросами, кто он, да что он, да откуда он все знает. Но по всему видно, что когда-то приклад набивал ему синяки на правом плече…

      Именно сегодня я первый раз почувствовал неприятный холодок в кишках. В какую кашу влез! И как трудно будет вылезти из нее живым и невредимым.

      А кишки в некоторых случаях инструмент гораздо более точный, нежели мозги.

      Мемориальный военно-исторический клуб… Мать вашу.

      Ладно. Готовиться к заброске и держать язык за зубами. Вот, в сущности, все, что от меня требуется.

      – …теперь ваша очередь. Что это?

      – В-винтовка.

      – А я было подумал, корзина с груздями. Какая винтовка?

      – Э-э-э… – потянул я, глядя на исковерканную ржавь, откопанную в местах боевых действий какими-нибудь черными археологами и совершенно потерявшую первоначальную форму. – А! Манлихер. Австрийский манлихер образца 1895 года.

      – Количество патронов в обойме?

      – Пять.

      – Какая подковырка?

      – Б-боеприпасы. Калибр 8 миллиметров, и…

      – Достаточно. Это?

      Отчеканиваю с достоинством:

      – Русская трехлинейная винтовка Мосина образца 1891 года! Национальная гордость. Вес – четыре и две десятых килограмма. Обойма на пять патронов. Стрельба производится с примкнутым штыком.

      Инструктор фыркает:

      – Вы когда-нибудь держали в руках Арисаку?

      – Нет, откуда…

      – Тогда молчите о национальной гордости. Понятно вам?

      – Д-да…

      – Возьмите винтовку и передерните затвор.

      Это я сделал без труда. Трехлинейка – в прекрасном состоянии, даром, что отрыли ее бог знает где.

      Он протянул мне обойму.

      – Вставьте.

      Заряжание трехлинейки не столь простая штука, как может показаться. Тут, кстати, кроется определенное ее неудобство, о котором я знал чисто теоретически, иными словами, по отзывам в сети. Человек, привыкший к автомату Калашникова, будет неприятно поражен. Что ж, теперь мои пальчики поняли природу неудобства. Возможно, когда-нибудь это спасет мне жизнь.

      Пока я возился, «Константин» присмотрелся к прочим «диверсантам» и гаркнул:

      – Курсант Трефолев! Отставить!

      – Но я же только… – бормочет Яша, попытавшийся с помощью перочинного ножа извлечь из французского кавалерийского карабина шомпол.

      – Отставить!

      Яша, тяжело вздохнув, покоряется. Инструктор, успокоенный, поворачивается ко мне.

      – Какое охлаждение у пулемета системы Максима?

      – В-воздушное…

      – А если подумать?

      – В-водяное.

      – Отлично. Что из стоящего перед вами называется пулеметом системы Максима?

      – В-вот этот, – неуверенно отвечаю я. – Только почему-то без щитка. И без этих… ну…

      – Так без чего?

      – Б-без колес.

      – Приглядитесь повнимательнее.

      – Ох, простите, это станковый пулемет Шварцлозе. Простите, уж очень похож на Максима. А Максим рядом стоит, вот он.

      – Святые угодники! Наконец-то. А это что такое?

      – Л-льюис.

      – Именно. Классика. Очень добротная вещь. Не то что какой-нибудь Шош. Слышите, курсант Денисов? Если вам предложат