Изгой. Ольга Черенцова

я приехал на взводе. Мало того, что оштрафовали, так ещё на глазах у Джен! Мать, оживлённая, в том же костюмчике, болтала по мобильнику. Не ожидал, что она так быстро вернётся. Я обрадовался – значит, этому дядьке с кислой физиономией не удалось затащить её в мотель. Увидев меня, она улыбнулась. Я сухо кивнул. Она округлила глаза, молчаливо вопрошая: что случилось?

      Демонстративно топая по лестнице, я взбежал наверх. Пока поднимался, на меня, как обычно, с осуждением смотрел дед с портрета: мол, неблагодарный ты щенок, – то, что я слышал от него и от отца миллион раз. На брань дед не скупился. Порой я вспыхивал и огрызался, но всё же был терпим. Жалел его. Потому что он был стар, одинок и добр. Отец совсем перестал его навещать, хотя трубил о том, как заботится о нём. К деду ходил только я. Иногда заскакивала мать. Он радовался моим приходам, но виду не показывал. Такая уж у него манера. А в последнее время он стал мнительным. В любой заботе видел корысть, считая, что все только и мечтают завладеть его имуществом, когда его не станет. Видели бы вы его имущество! Покосившийся домишко. В отличие от моего отца, дед жил скромно. Нищим, конечно, он не был, а если бы был, то за помощью к отцу никогда бы не обратился. Гордый. Интересно, помог бы ему отец, если бы дед бедствовал? Он только говорил, что обожает деда, а в душе не мог его простить. Как-то он обмолвился, что тот жёстко его воспитывал. Копить обиды, молчать, ничего не обсуждать, а от этого ещё больше злиться друг на друга – наша семейная черта.