Сборник памяти. Александр Чудаков

не написавшего того, что мог бы. Немного жаль. Возникла мысль – нужно написать новую, современную повесть, где будет такой герой. <…> Неужто не окончены мои дела с прозой после романа?..

      16 октября. Странно, что по ТВ не вспомнили про этот день 60 лет назад – трагический для Москвы.

      Дочитываю верстку романа. С выброшенными главами это был совсем другой – не только исторический – роман.

      7 декабря. Вчера был на торжествах по поводу премии Букера. Присудили Улицкой. После этого к нашему столику (Рассадин с женою, Саша Морозов с женою) стали подходить разные лица и говорить, что они считают меня более достойным, чем Улицкую, что ее вещи – дамское рукоделие и проч. Латынина, Прохорова и проч., и проч., много незнакомых. <…>

2002

      1 января. Новый год – у мамы. Разговаривали в основном о моем романе. <…>

      Вторая половина года прошла в дописывании романа, его печатании, работе с редактором, интервью, выступлениях и прочей суете. Видимо, это интересно лет в 30.

      3 января. На дне рождения Л. были Женя Тоддес, Саша Осповат и Женечка. Обсудили программу тыняновских чтений – чтобы уйти от левинтоновского маргинализма и придать им теоретический характер. Например, поставить проблему создания истории литературы: Осповат – I пол. ХIХ в., я – вторую, Л. – литература советского времени и проч.

      Надпись на романе, подаренном в день рождения:

      Тому назад уж … лет

      Твердила ты: пиши! Пиши!

      И пред закатом я на свет

      Все ж нечто вылил из души.

      Тебе тут многое не ново:

      Все та же Стеллера корова,

      Быки, верблюды, кони, псы,

      Озер, степей и ям красы,

      Семьи за пропитанье Kampf,

      Печник профессор Резенкампф…

      ……………………………………

<…> 2.1.2002.

      30 января. Прочитавши роман, звонили Л. Г. Зорин и Наташа Кожевникова. Наташа (много, запишу чуть-чуть):

      – Первая серьезная книга последних лет. Никакого постмодернизма. Что ты сейчас свободный человек – неудивительно, но по роману видно, что ты и раньше был таковым. Много трогательных вещей: Гагин, учительница, которая каталась на венике. Юмор свой, особый. <…>

      Смутила: «Видно, что автор хороший и добрый человек. Я тебя знаю 40 лет, и это подтвердилось».

      Зорин: – Прочел с громадным удовольствием, хотя здесь это не то слово. Расцениваю это как подвиг: восстановлена не только ваша собственная жизнь, но жизнь гигантского пласта людей. Память у вас просто чудовищная. Все это восстановлено на почве материальной жизни, и поэтому достоверно. Показано, как выживала мыслящая Россия, брошенная в эту мясорубку. Прекрасный русский язык, прекрасная проза.

      Оказалось много общих вчувствований. Я тоже пересматриваю старые фотографии и с ужасом думаю: все покойники! Даже этот 6-тилетний мальчик. Может, жив? Ему должно быть 95 лет. Не, вряд ли.

      Сказал ему, как тяжело мне было писать последнюю главу, где про это.

      – Еще бы! В пьесах –