Земное притяжение. Селфи с судьбой. Татьяна Устинова

лежали какие-то газеты, жёлтые от времени и кухонных паров, и ещё один сборник кроссвордов и головоломок.

      Макс перелистал его, задержался на одной из страниц, вновь перелистал и сунул в карман пиджака.

      Больше в доме покойного Петра Сергеевича ему было делать нечего.

      Перед президентским люксом Хабаров помедлил немного, не потому что хотел оглядеться по сторонам, а со страху. Никого не было в коридоре, и он это знал. В холле возле лифта встретились ему два чувака при спортивных сумках – один с подбитым глазом. В левом крыле возилась горничная со своей тележкой, до люкса она доберётся ещё нескоро, а больше никого.

      Хабаров постучал.

      Дверь ему открыла Джахан. Он не видел её, казалось, целую вечность.

      – Привет, – сказала она. – Ты будешь чай?

      – Здравствуй, – ответил Хабаров. – Здравствуй, Джахан!

      Должно быть, голос у него был странный, потому что она сразу ушла, даже не взглянув ему в лицо.

      Хабаров с силой выдохнул, зашёл в номер, прикрыл за собой дверь и постоял немного.

      Здесь, как и во всём отеле «Тамбов-Палас», было богато, позолочено и мраморно. Канделябры с висюльками, ковры с диковинными розами и райскими птицами. И такие же райские птицы на обоях и шторах.

      Впрочем, райские птицы Хабарова решительно не интересовали, он их и не заметил. Он готовился к встрече, уговаривал себя не волноваться и всё-таки волновался.

      Он пошёл на звук – в глубине люкса надрывался телевизор. Не иначе Дашка смотрит какую-нибудь утреннюю ерунду про моду или путешествия.

      Они все были там, все вместе в одной комнате.

      Хабаров остановился на пороге и зажмурился на секунду. Как будто не было всех этих долгих месяцев, сложившихся в два неполных года.

      – Только без восклицаний, пожалуйста, – попросила Джахан, которая всё понимала и всё замечала – всегда.

      – Ну что ты, – пробормотал Хабаров. – Минутная слабость.

      На стойке зелёной пластмассы, имитирующей малахит, она заваривала чай в крохотном расписном чайничке. От чайничка поднимался пар.

      Даша лежала в кресле поперёк – длинные белые волосы свешивались с одной стороны, а длинные джинсовые ноги болтались с другой.

      – Леха! – закричала она и стала выбираться из кресла. – Это ты?!

      Макс Шейнерман оглянулся от окна, и они встретились с Хабаровым глазами.

      Даша кинулась ему на шею, повисла, заболтала ногами. Он немного покружил её и отпустил. Потом пожал Максу руку.

      – Чаю? – спросила Джахан.

      Хабаров знал – момент встречи нельзя затягивать! Нельзя ничего – ни вспоминать, ни восклицать, ни плакать. Нельзя считать потери. Нельзя хвастаться приобретениями.

      Он всё это понимал, но сердце у него дрожало, и холодно было в спине, и он не знал, куда девать глаза.

      – Садись сюда! – Даша потянула его к креслу. – Ты садись, а мы будем на тебя любоваться!

      – Любоваться, – подал голос Макс, – лучше на тебя, дорогая. Ты не изменился, Алексей Ильич. Ну… почти.

      – Тебе, конечно,