Шар Иваныч. Лами Данибур

      – Подожди, друг! Может, отлежишься ещё? Сколько раз смотрел смерти в глаза?

      – Много! Этот последний! Шкурой клянусь! Не унюхал отравы – получи пену у рта! Силы не те, что в первые вёсны!

      – Дедушка Цыган, а кто ж нас учить будет?

      – Да никто! Живите сами! Вот сейчас всё выдам как на духу, а дальше свобода выбора! Ведь меня ж никто не учил, окромя жизни, вот и тёрлись друг о дружку девять зим!

      – Целых девять? Тут одну зиму пережить – уже учёный, а девять – вожак!

      – Мы тебя не забудем! И кутятам твои истории пригодятся!

      – Я и сам когда-то был кутёнком.

      – Цыган, расскажи! Расскажи, как ты смог прожить так долго на воле и не умереть от голода и тоски?

      – Я ж почти породистый! Мать лайка, отец дворянин, так люди говорили. Родился в подвале на мокром бетоне. Мамка сбежала от хозяев, чтобы выводок не утопили. А потом вернулась к своим, а нас оставила. Братьев-сестёр люди растащили, а я не приглянулся. Кормить кормили, а к себе не брали. Протянут руки, я улыбнусь в ответ, а они давай пятиться.

      Электрик в аварию провода чинил да пил со слесарями. А они ему:

      – Возьми щенка! Один остался. У тебя семья, дом! Будет сторожить!

      Вот он после пятой рюмки и поднял меня на руки. Гладил по голове. Я уж тогда подластился в ответ. А утром погрузили его и меня в машину и отвезли домой. Гляжу дикарём по сторонам, а небо-то голубое, солнце яркое! Надо же!

      Вот калитку он открыл, до крыльца дошёл, да и упал поленом храпеть на всю улицу, а я под крыльцом схоронился. Прижух и сижу, в щелку за солнышком наблюдаю.

      К вечеру жена с работы пришла. Разбудила кормильца, отправила досыпать в дом.

      Я вылез, улыбнулся, а её передёрнуло, пришлось обратно под крыльцо.

      Проспался хозяин, ругались, ругались, жена ему:

      – Уматывай! И блохастого забирай!

      А мужик вдруг:

      – Где моя собака? Пусть живёт, дом охраняет!

      – Иди погляди, как этот уродец зубы скалит. Всех распугал!

      Полез под крыльцо, увидел меня, почесал затылок:

      – Что ж его – выкидывать теперь? Пусть себе улыбается! Живи, Шарик! Живи!

      Так и пригрелся я. Подрос. Попривыкли домашние. Будочка от прежней Жучки мне отошла. Кормёжка стабильная. Цепь прочная. Живи – не хочу!

      Зажрался! Недоеденный суп стал в землю зарывать про запас, а кости в будке ныкать под настил.

      Первую свою зиму отсидел. Холодно, скучно! С мышами да крысами сдружился.

      А весной запахи! Хоть волком вой, как на волю хочется! За забором собаки лают, а я как дурень в будке. В одну такую ночь не вытерпел, стащил с себя ошейник (оказалось, шея-то моя тонкая, просто шерсти валом) да и побежал прочь прямиком на собачью свадьбу! Эх, хорошо! Воля! А сучка какая знатная была! Так бы и занюхал! Месяц гулял! Жрать охота, а гулять ещё больше! Тут-там перебьюсь и дальше бегать.