Похитители бриллиантов. Луи Буссенар

от жажды, как я понимаю.

      – В буквальном смысле слова. У меня нет сил говорить. Виски у меня сжало, как клещами, а огонь костра кажется кроваво-красным.

      – Ну вот, я и привез вам попить.

      – Правда?

      – Конечно правда! Питье не очень вкусное, но что уж там – в темноте пить можно. А я пил и днем.

      – Оттого ты так весел?.. Давай!

      – Пожалуйста. Но должен тебе объяснить…

      – Никаких объяснений. Давай скорей. Я выпью все. Даже если это кровь.

      – Вот ты сам все и сказал. В Мексике, пересекая пустыню Сонора, мы всегда так делали. Мне не раз случалось в подобных обстоятельствах пустить кровь лошади и пить прямо из вены, превозмогая отвращение. Только что я вскрыл шейную вену этому бедному буцефалу, прильнул ртом к ране и напился. Это меня сразу подкрепило. Я наложил перевязку из шипов мимозы и ниток, выдернутых из назатыльника, и кровотечение приостановилось. Надо извлечь шип, и кровь потечет снова. Тогда можно будет пить. Конечно, противно до тошноты, но ничего не поделаешь. Сейчас я ей свяжу ноги… Готово. Ты нашел?

      – Не могу… Не могу пить… кровь.

      – Торопись… Она подыхает… Видишь, она уже хрипит!..

      Его преподобие лежал на животе, уткнувшись лицом в песок, но не пропустил ни одного слова из советов Альбера. Он встал, шатаясь подошел к лошади, которая уже агонизировала, обнял ее за шею и стал пить ее кровь, как вампир. Наконец он оторвался, заткнул рану пальцем и, обернув измазанное кровью лицо к жаждущему Жозефу, сказал ему глухим голосом:

      – Ваша очередь. Еще не поздно.

      Каталонец колебался секунду. Лошадь сделала резкое движение, палец лжемиссионера соскользнул с надреза, и длинная красная струя пролилась на землю. Альбер прижал голову лошади коленом:

      – Да пей же… Кровь уходит, а это ваша жизнь!.. Она уходит из ваших жил…

      Жозеф, преодолевая отвращение, долгими глотками пил ужасный напиток и сделал знак Александру, но тот мотнул головой в знак отказа.

      – Нет, я никогда не смогу, – пробормотал он с неописуемым отвращением.

      – Вспомни, малокровные женщины и дети ходят на скотобойни и стаканами пьют кровь только что зарезанных животных!..

      – Возможно! Но что касается меня, все мое тело трясет от отвращения… Мастер Виль, пейте, если вам угодно.

      Полицейский не заставил повторять это приглашение. Он тоже прильнул ртом к ране, и обескровленное животное забилось в судорогах. Это было как бы последнее возмущение жизни против смерти, последняя дрожь, последний хрип. Кровь перестала течь. Благородное животное было мертво. Оно отдало свою кровь, чтобы спасти четырех человек.

      – Бедная лошадка! – сказал Александр, расчувствовавшись. – Если она даже и была, сама того не зная, виновата перед нами, она искупила свою вину. – Затем он обратился к Альберу: – Ну, расскажи, что ты видел. Деревню? И там поднялся переполох? Там где-нибудь поблизости должна быть вода. Я очень обессилел, но сутки