Корабль-призрак. Фредерик Марриет

орудиями смертоубийства, после чего его взор соскользнул к столу и кушетке за ним – на ней сидела матушка в тот жуткий вечер, когда его сгинувший отец навестил дом. Ларец и все принадлежности для шитья оставались нетронутыми, как и ключи, о которых матушка упоминала в своей записке.

      Филип присмотрелся, но письма нигде не было. Он сделал шаг вперед, снова пригляделся: ничего, ни на столе, ни на кушетке, ни на полу. Юноша приподнял шкатулку, под нею письма тоже не обнаружилось, как и среди содержимого самой шкатулки. Филип перевернул подушки на кушетке – снова пусто.

      В этот миг с его плеч словно свалилась незримая тяжкая ноша. «Значит, – подумалось ему, когда он прислонился к стене, – письмо всего лишь плод воспаленного разума. Бедная матушка наверняка заснула, и вся эта жуть ей попросту пригрезилась. Я ведь знал, что это выдумка, по крайней мере, надеялся. Что ж, такое бывает. Сон оказался слишком правдоподобным, слишком схожим со страшной явью и отчасти помутил рассудок моей бедной матушки». Филип поразмыслил еще немного и заключил: «Верно, так все и было. Бедная матушка! Ты так настрадалась, но теперь удостоилась награды за муки и пребываешь подле Господа».

      Несколько раз обозрев комнату (с каждым разом все более хладнокровно, даже с толикой безразличия, ведь стало ясно, что вся сверхъестественная история не более чем фантазия), Филип извлек из кармана материнскую записку и снова ее перечитал. «Железный сундук под буфетом, дальним от окна».

      Он взял со стола ключи и открыл буфет, за дверцами которого, в самом низу, скрывался железный сундук. Второй ключ подошел к замку на сундуке, и в распоряжении Филипа оказалась весьма значительная сумма денег: насколько он мог судить по сложенным в желтые мешочки монетам, около десяти тысяч гульденов. «Бедная матушка! – повторил он про себя в который раз. – Случайный сон обрек тебя на страдания и нищету, хотя у нас было столько денег!» Филип взял монеты из одного мешочка, наполовину пустого, на повседневные расходы, а остальное снова запер.

      Далее его внимание привлекли сами буфеты, и он принялся отпирать их створки: за стеклами обнаружились фарфор, серебряная утварь и кубки немалой ценности. Заперев замки, юноша положил ключи обратно на стол.

      Неожиданно свалившееся на него богатство лишь укрепило подозрения Филипа в том, что никакого потустороннего явления на самом деле не было, что бы там ни воображала матушка. Эта мысль его воодушевила, и он ощутил нечто вроде позыва пуститься в пляс.

      Юноша присел на кушетку и предался фантазиям, которые очень скоро заполонил образ дочери минхеера Путса. Вдвоем с нею Филип странствовал по каким-то замкам, и все, как обычно и бывает в наших грезах, заканчивалось хорошо и счастливо. Этому упоительному занятию он предавался более двух часов, а затем его мысли вновь обратились к несчастной матери и пугающим обстоятельствам ее кончины.

      – Милая моя, дражайшая моя матушка! – произнес Филип вслух, вставая с кушетки. – Сколько ты натерпелась,