Пламя моей души. Елена Счастная

велела мне домой возвращаться, как только приедет она вновь в Велеборск. А сейчас… Как оставить её?

      – Стало быть, возвращайся, раз велела, – в голосе женщины прорезалась знакомая твёрдость, которой она, верно, набралась от Зимавы. – Ждать тут нечего. Не нуждается она в тебе. Иначе позвала бы. А как, может, разрешится что, так и пришлю тебе весточку в Логост.

      – Что ж я родителям скажу? – забилась в груди тупая, словно обух топора, паника.

      Ведь отец, как узнает, что стряслось с дочерьми обеими – неведомо что с ним самим станет. А уж что о матушке говорить, хоть та порой и проявляла стойкость поболее него. Что у Зимавы, что у Вышемилы, жизни под откос пошли, и только теперь гадать остаётся, чья быстрее с самую пучину скатится. Если Леден не приедет в Логост свататься, то выйдет всё совсем нерадостно. Одна на него надежда.

      – Скажешь, как есть, – Оляна отставила наконец кружку с совсем уж остывшим отваром и встала. Прошлась по хоромине тесноватой, размышляя о чём-то. – Может, и Зимаве лучше будет домой вернуться, как возвратится сюда Елица. Не будет им жизни бок о бок спокойной. Думается мне, во много она княженку винить будет.

      Больше и добавить к тому было нечего. Вышемила посидела ещё немного, а там к себе вернулась, под присмотр Таны. И надеялась всё же, что сестра пожелает с ней увидеться, но в горнице её как будто и вовсе никого не было – такая тишина стояла.

      Пришлось на следующий день и сборы в дорогу начать. Отправили гонцом в Логост кметя из тех, что на пути в Велеборск сопровождали, чтобы родичей предупредил. Время им, видно, понадобится, чтобы к вестям худым подготовиться. Свыкнуться с тем, что жизнь младшей дочери в столице не сложилась пока.

      На другое утро уж и выезжать всё было готово. Свежий ветер, чуть сырой после ночного дождя, пригибал к земле чахлую траву, что островками росла во дворе, почти напрочь вытоптанная. Ещё моросило тихо, но небо на западе уже очищались помалу, рисуя над окоёмом, изрезанным башнями городской стены, прозрачно-голубую полосу. Стояла во дворе повозка, толклись воины из отцовской дружины, обсуждая тихонько грядущую дорогу назад. Наблюдала за всем с крыльца Оляна, словно хотела хоть как-то заменить собой сестру, которая так и не попалась ни разу на глаза, ни слова не передала хотя бы через Эрвара своего. Вышемила всё поглядывала на терем, пока садилась в телегу, с ожиданием и упрёком, наверное. Уж как можно было подумать, что настолько окажется она не нужна Зимаве. Будто была Радану чужой. Хоть и любила с ним гулять да играть, когда в гости приезжала или когда сестрич её маленький наведывался в Логост с нянькой – увидеть бабушку да дедушку.

      Так и выехала Вышемила из ворот, покачиваясь на мягко устланном сидении повозки – лицом к терему, к детинцу, который всё отдалялся, словно таял в перестуке колёс по мостовой. А после – и к Велеборску самому. Только череп тура, всё такой же грозный и безразличный ко всем, кто приезжал в город и покидал его, смотрел протяжно вослед. И стояли ещё долго перед взором его глазницы чёрные, как пропал он из виду. Осталась за толстыми стенами