В шаге. Юрий Никитин

во, лгать пришлось на каждом шагу.

      Человек – это не то, что видим, а нечто эфемерное, созданное запретами, правилами, законами и моралью, что есть хрупкая надстройка, отделяющая нас от мохнатых и кровожадных зверей, коими являемся на самом деле и сейчас.

      И эту причудливую, но устойчивую надстройку вот-вот сломаем нашим нейролинком?

      Плечи мои зябко передёрнулись, я цапнул со столика фужер с шампанским и, прислонившись к стене, надел на лицо улыбку всем довольного человека, какими нас желает видеть правительство.

      Ещё и проверил, хорошо ли сидит, народ здесь внимательный, всё замечают и схватывают на лету. Вот такой весь из себя правильный и законопослушный, заставил себя наблюдать за вечеринкой, стараясь убежать от мысли, что своей работой приближаем мировую катастрофу.

      Вообще-то даже не вечеринка, а вроде бы так полагается отметить удачное и чуточку досрочное завершение предыдущей ступени нашего амбициозного проекта.

      Запрещающих законов всё больше, я бы давно в них запутался, но ассистент в ухе следит, что делаю и что собираюсь делать, и постоянно напоминает, что можно, а что низзя, дескать, вчера порицалось, а сегодня уже запрещено.

      Нарушение чревато потерей части рейтинга, потому я на всякий случай смотрел на всех равнодушно, чтобы даже по мимике не определили, что мне нравится, а что нет.

      Ходят слухи, что и это скоро будут отслеживать, вернее, уже отслеживают, но вот-вот тоже введут штрафные санкции за неподобающий образ мыслей.

      Пора менять правительство, мелькнула мысль. Слишком уж увлеклись, занесло их не по-детски. Человек должен идти к свободе, хотя как это проделать при полном контроле, пока не соображаю.

      Отмечаем в большом зале нашего научно-исследовательского центра, где на стенах рабочие экраны от пола и до потолка, на столах еда, вино и пиво из ближайшего кафе, оттуда же с полдюжины лёгких столиков.

      Зашёл на пару минут поздравить даже Бронник, директор института, моложавый, спортивный и по-военному подтянутый, таких называют вневозрастными, но «молнии» на куртках называет «змейками», что яснее ясного говорит об эпохе, из которой вышел, но частично и принёс с собой.

      Коротко поздравил, осушил бокал вина и ушёл, туманно пообещав скорые и хорошие перемены. После его ухода притихшее было веселье закипело с новой мощью.

      Я, как самый главный, всё-таки заведующий лабораторий нейроформатики, с фужером лёгкого вина в ладони, внешне раскованный, с лёгкой улыбкой, отечески поглядываю на веселящихся сотрудников, больше половины которых старше меня.

      Правда, не потому что старики, это я достаточно молод, а зав потому, что дальше всех продвинулся в разработке софта для нейролинка, должен быть на острие, а остальных вести, как коз на верёвочке.

      Музыку врубили не оглушающую, как у тех, у кого с ай-кью напряжёнка, разговаривать можно без крика, и вообще здорово, когда в коллективе все такие, такие…

      Я запнулся, подбирая слово, перфекционизм всё чаще подводит, требуя формулировки построже. В неокортексе сейчас рождаются сотни ярких и точных определений, которые трудно выразить скудным языком первобытного охотника и собирателя, как его не расширяй за счёт перекомбинации звуков, а вот наш нейролинк всё выразит точнее…

      Стоп-стоп, сказал внутренний голос, хоть сейчас не о работе, хорошо? Смотри, у тебя прекрасная команда. Двенадцать человек. Хотя женщин маловато, всего трое. Надо бы ещё добавить, а то по судам затаскают за мужской шовинизм, сейчас эти перегибы с демократией, но и нельзя брать недостаточно компетентных, такое развалит коллектив и вообще удар по работе.

      Сперва были только две, Виолетта и Наташа, но месяц тому директор привёл ещё одну, Ежевику, отрекомендовал, как очень способного нейро-интуитивиста, предложил включить в группу разработчиков.

      Я тогда только плечами пожал, дескать, слово директора, да ещё с военным прошлым – закон, но эта Ежевика, что за имечко, в самом деле оказалась очень способным работником, исполнительным и аккуратным. Фауст, которому её поручил, хвалил, и я успокоился, перестав обращать на неё внимание.

      Через пару недель блеснула на приёме в институте, когда прибыла команда разработчиков из арабской страны, что-то хотели вызнать, кого-то сманить к себе, а эта Ежевика, оказывается, владеет арабским, сумела оказаться полезной.

      В другое время я и не заметил бы, на работе она, как серая мышь, хоть и быстрая, но внимание не привлекающая, но сейчас на вечеринке блистает как яркая тропическая бабочка, сыплет шуточками, острит умело и задорно.

      Парни уже начали группироваться возле неё, с темы нейроформатики незаметно перешли на так называемые общечеловеческие, мол, и нам ничто человеческое не чуждо, и я снова ощутил диссонанс перфекциониста. Почему, когда говорят о человеческом, имеют в виду чисто животные качества, а не, скажем, квантовую физику, разработку ИИ, или хотя бы простую математику, что в самом деле присуще только человеку?

      Однако наблюдал с удовольствием, приятно, когда коллектив из одних интеллектуалов. Реплики отточенные, с двойным дном, нет