.

точными сведениями о жизни в Ниене, нежели донесения королевской стражи своему капитану. Но чаще, развлекаясь, я преследовал людей и вовсе без причины. Однажды прислал миракль медведя на пирушку, и перепуганный народ в панике кинулся к дверям, падая и топча друг друга в давке. Как-то во время праздника зажег огонь на коврах и тканях, что развешали на балконах. Гости кинулись заливать пламя водой, огонь сбить не получалось, зато получался холодный душ для нарядно разодетых гуляк.

      Всех своих проделок я и припомнить уже не могу.

      Каждую ночь, прежде чем заснуть, я погружался в удивительный мир героев, шутов, сражений. Мир, где все было мне подвластно. Миракли наполняли комнату, говорили слова, которые я для них придумывал, пели баллады, которые я сочинял.

      В детстве я был счастлив. Третий сын в семье, младше меня была только принцесса Тана. Мне многое позволялось. Как и другим. Отец нас баловал и разрешал почти все, что, по его представлениям, не было злом. Мы могли кричать, бегать, играть в садах, скакать по дорогам. Запретно было издеваться над животными и над людьми, за это наказывали и даже секли. Розыгрыши, шутки, спектакли, – чего только не было в том счастливом мире. Матушка не выносила этого баловства, требовала строгости и чистоты. Но она почти все время с утра до вечера была занята своими лечебницами и потому появлялась пред нами на минуту-другую, чтобы тут же удалиться в свою комнату. А все тепло, которое потребно детям, дарила нам Марта.

      Лиам был старше меня на год, но мы с ним были как близнецы – он всегда восхищался мною, моим Даром, и с охотою принимал в играх роль помощника и оруженосца, а порой и защитника. Он гордился моим волшебством как своим. Никогда, ни единого мига Лиам не завидовал мне, и любовь его была столь искренней и преданной, что не было в ней ни грана фальши. В Лиаме вообще не было фальши, он не умел лгать и никогда даже не пытался. Если он чего-то не хотел говорить, то просто отвечал: «Не скажу». И никакими угрозами нельзя было его переломить. Отец, зная эту его черту, никогда не настаивал.

      С Эдуардом у меня разница в годах была в целых восемь лет. Первый наследник королевства, он с младых ногтей изображал справедливого правителя. Магического дара он был лишен начисто, как и положено чистому наследнику, и потому уже заранее знал, что Кенрик Магик станет со временем его правой рукой.

      Если честно, я завидовал Эдуарду. Не потому, что он наследник, а потому – что старший. Он знал то, что нам с Лиамом было еще не ведомо, он был сильнее и умнее нас. И еще Эдуард был самым добрым человеком на свете. Он вообще не знал, что такое зависть или злоба, как можно кого-то ненавидеть или желать ему смерти. Он обожал всех одаривать, у него была просто какая-то страсть делать подарки.

      «Боюсь, когда Эдуард станет королем, он растратит казну в три дня, транжиря золотые направо и налево», – смеялся отец.

      «Я ему не позволю», – отвечал я.

      «Да? – недоверчиво приподнимал брови отец. – А кто купил для Таны крошку щенка за три золотых?»

      «Так это