Бессмертный эшелон. Сергей Зверев

вперед, дергаясь и рыча, словно раненый зверь.

      – Уходим, Храпов! В укрытие, к лесу!

      Маневренные Т-34 развернулись и исчезли в черной полосе чада, что стоял до сих пор над разбитыми танками группы немецкого резерва. Вслед понеслись выстрелы из пушек противника, но стреляли неприцельно, и снаряды со звоном царапали броню, оставляя широкие полосы на металлическом корпусе. Внутри на разгоряченных танкистов сыпалась окалина со стен машины, они с короткими ругательствами сбрасывали с себя горячие кусочки металла, но продолжали каждый заниматься положенным ему в бою делом, и танки упорно двигались к укрытию из деревьев.

      – Буренков, из всех орудий огонь! Они почти уже сдались, добивай, не давай им передохнуть! – выкрикнул в азарте боя Соколов. – Мы уходим с линии огня, бей по башням! Прикрывай!

      – Есть! – откликнулся взводный и тут же передал своим командирам танковых отделений приказ: – Давай, ребята, поджаривай фрицев со всех сторон!

      Снаряды летели сплошной полыхающей стеной, не давая ни одной машине немецкой роты уйти с линии обстрела. Германские танкисты хаотично жали на рычаги, даже не отстреливаясь. Машины метались по пятачку, пытаясь спастись из огненного ада. Над дымящимся люком взметнулась белая тряпица, и следом показался офицер. Он стянул второй рукой фуражку, размахивая ею, прося пощады.

      – Отставить стрельбу, белый флаг! – Алексей остановил сражение и с радостью объявил своим танкистам об окончании боя. – Победа!

      – Ура! Ура! Ура! – гремели в эфире крики всех экипажей.

      Советские танкисты выпрыгивали из своих машин, обнимались, кричали от радости, что они вышли без потерь из страшного боя, в котором на стороне противника был большой перевес сил. Танкисты в немецкой форме, наоборот, робко и неуверенно спускались из своих машин, испуганно озирались по сторонам, пугаясь громких криков.

      Омаева кто-то тронул за рукав. Марк, с мокрыми кудрями, размазанной сажей по безбородому лицу, тяжело дышащий от волнения, кивнул в сторону кучки врагов:

      – Что теперь с ними будет? Расстрел?

      – Нет, в плен и на командный пункт. Вон тот, видишь? – Руслан указал на сутулого высокого веснушчатого мужчину. – Офицер, командир экипажей всех этих танков. Он может быть полезен, сейчас наш лейтенант с ним поговорит, узнает, как они оказались здесь, на нашей территории.

      – Я тоже знаю, я понимаю немецкий! – заволновался Марк, он подошел почти вплотную к немецкому офицеру и уставился тому прямо в глаза.

      Губы у парнишки прыгали от возмущения, он впервые вот так лицом к лицу стоял с фашистом, со своим врагом, что вместе с другими служащими армии Гитлера жестоко расправился со всей его многочисленной родней.

      – Я – еврей! Слышишь? Юде! Их бин юде! – По лицу Марка потекли слезы. – Ну что ты сделаешь? Убьешь меня, да? Как моих родных? Фердамт!

      Раздался хлесткий звук удара, и на небритой щеке Карла Дорвельца отпечатался след от пощечины Марка.

      – Понял? Ферштейн? Я проклинаю