Цифра. Кирилл Базарин

орые они с хозяином этих царских палат стали, несмотря на разницу в возрасте, хорошими друзьями, но осадочек, как говорится, остался.

      – Дмитрий Сергеевич, вы же знаете, у нас квоты сейчас все закрыты, сами не столько в делах, сколько в бумажках зашиваемся. Какие там стажеры, кто им заниматься будет?

      – Так вот ты сам и посмотри. Возьми его к себе. Точно не прогадаешь.

      – Чем он таким особым отличился?

      – Анечка! – ректор нажал кнопку на допотопном интеркоме, стоящем на необъятном столе видимо еще с советских времен.

      – Да, Дмитрий Сергеевич? – на удивление четко ответил динамик.

      – Кофейку нам принеси, пожалуйста.

      Сам он тем временем развернулся в кресле к массивному шкафу, что стоял позади, открыл одну из множества створок и извлек бутылку коньяка.

      – Так понимаю, есть, о чем рассказать, – произнес Васильев, глядя на все эти приготовления.

      – Есть, – коротко ответил ректор.

      Вошла секретарь с подносом, на котором дымились две чашки кофе, распространяя вокруг прекрасный аромат.

      – Никаких этих ваших кофемашин, – прищурившись сказал Дмитрий Сергеевич, – на настоящем огне. Прячем плитку от пожарного надзора.

      – Странная у вас нелюбовь к технологиям для человека, работающего на переднем их крае, – заметил Васильев.

      – Есть такая особая грань, когда технологическое развитие делает уже не лучше, а хуже. Ее надо уметь чувствовать.

      Дверь за секретарем закрылась, ректор разлил по бокалам коньяк.

      – Знаешь физиологический смысл пить кофе с коньяком так, как это делал Хэмингуэй?

      – Не знаю, как именно он это делал, но могу предположить, что он обходился без кофе.

      – Спирт снижает чувствительность рецепторов. Поэтому первый глоток хорошего коньяка имеет глубокий вкус, а второй уже плоский и невзрачный. Кофе как раз чувствительность рецепторам возвращает. Поэтому сначала чуть-чуть коньяка, потом кофе.

      Васильев глотнул коньяк, на удивление мягкий, со вкусом чернослива и где-то вдали твердыми нотками от дубовой бочки, где он провел, видимо, не меньше четверти века.

      – Так вот о студенте, – ректор откинулся в кресле. – У меня тут даже распечаточка завалялась, – он потряс пачкой бумаг.

      – И что это?

      – Это? Сверхбыстрый алгоритм вычисления дискретного логарифма. Я бы сказал, практически мгновенный.

      – Дмитрий Сергеевич, я от теории слегка отдалился. Как-то ближе к практике, в основном процессуальной. Что это значит?

      – Это значит, что все ваше шифрование можете выкинуть к чертям.

      – В каком смысле? – удивленно спросил майор.

      – В таком, что все вскрывается за минуты.

      Васильев замер, напряженно глядя на ректора. Потом тихо спросил:

      – Кто об этом знает?

      – Ты – четвертый.

      – А кто третий?

      – Его научный руководитель по магистерской диссертации. Вчера мне это принес.

      – Понятно, – Васильев залпом допил коньяк.

      – Парень гений, но как все гении наивный и полностью оторванный от реальности. Если его, так сказать, не взять под крыло и не направить в нужную сторону, сам понимаешь, что будет.

      – Я подумаю, Дмитрий Сергеевич.

      – Подумай. Но лучше не долго. Позвать студента?

      – Он что, здесь?

      – Конечно. Анечка! Позовите Ибрагимова!

      Минуту спустя дверь приоткрылась, и в кабинет осторожно заглянул молодой человек. Васильев не смог подавить мгновенно возникший штамп «ботаник». Он представил студента, сдающим норматив физподготовки стажера в полиции, и мысленно схватился за голову.

      – Вызывали, Дмитрий Сергеевич?

      – Заходи, заходи! Присаживайся, – ректор жестом показал ему на свободное кресло у своего стола.

      Студент осторожно вошел в кабинет и пристроил свое хрупкое тело на край сиденья.

      – Это Александр Петрович Васильев, майор полиции, управление «К», – хитро прищурившись, сказал ректор, внимательно глядя на студента.

      Тот судорожно сглотнул и уставился в пол.

      – Расскажешь нам немного о своих разработках?

      – Так я же это, просто, ну… У меня компьютер слабый, долго было считать, я и прикинул как можно побыстрее… – замялся студент.

      – Прикинул, да. А нам теперь что делать?

      – Так мы же не скажем никому? Правда, ведь? – он поднял голову и с надеждой взглянул на ректора.

      – Мы-то, может, и не скажем, – вздохнув, произнес ректор. – Проблема вовсе не в этом, а в том, что такой способ вообще существует. И более того, мы не знаем, первый ли ты его нашел. И сколько чего тогда было взломано, о чем мы не знаем, тоже неизвестно. Ты вот скажи, смог бы ты это отследить?

      – Что отследить?

      – Что алгоритм, подобный твоему,