Хранить вечно. Дело № 3. Борис Батыршин

не оказалось крупных банкнот, то ли она решила воспользоваться случаем, и сбыть мелочь безответным новичкам – а только «премиальные» мы получили исключительно десяти- и пятирублёвками, примерно в равной пропорции. По сотне бумажек в упаковке с бумажными, крест-накрест, бандеролями, украшенными штампами госбанка, по семь косых на каждого – вот и считайте, сколько пухлых денежных пачек оказалось у нас на руках. И это, заметьте, при отсутствии портфелей, барсеток, или хотя бы дамских сумочек у прекрасной трети нашего дружного коллектива!

      Нам-то с Марком ещё ничего – после некоторых усилий пачки удалось распихать по карманам наших полугалифе. При этом они уродливо оттопыривались, но пережить сей неприятный факт мы ещё могли. А вот каково Татьяне с её юбкой, в которой и карманов- то нет? В нагрудных карманах юнгштурмовки не поместится даже одна денежная пачка, боковых же, на манер британских офицерских френчей, тут не предусмотрено. Можно, конечно, было бы набить деньгами карманы пальто – но это означало бы провоцировать на противозаконные действия любого встреченного карманника, которых в Харькове в последний год НЭПа пруд пруди..

      Приходилось выкручиваться. Марк выклянчил у кассира вчерашний номер «Радяньской Украiны» и мы тщательно упаковали стопки банкнот в газетную бумагу, перевязав поверх подобранной здесь же бечёвкой. Так и вышли на улицу – с топорщащимися от денег карманами и газетным свёртком, который Татьяна несла, взяв тремя пальчиками за узелок. Одно это способно было убить удовольствие от любой прогулке, а мы ведь собирались перед возвращением в коммуну провести в Харькове несколько часов. В кафе там посидеть, пройтись по магазинам, может, заглянуть в кино. А что? Имеем право…

      Выручил нас плакат слегка криво налепленный на афишную тумбу на углу улицы Равенства и Братства (в памятной мне реальности переименованная в «Вулицю Жен Мироносиць») и Карла Либкнехта, будущей Сумской. Плакат этот с изображением бородатого селянина и его щекастой жизнерадостной супружницы в платочке призывал трудящийся люд помещать «Рубли, копейки, все излишки – на сберегательную книжку», и почему-то был выполнен, вопреки взятому партией и правительством курсу на тотальную украинизацию, на русском языке.

      Совет, тем не менее, оказался хорош, и уже через пять минут мы по очереди сгружали в окошко стойки ближайшей сберкассы наши богатства. у стойки-барьера. Надо было видеть физиономию барышни-операционистки (или, как они тут называются?), когда трое подростков в хорошо известной всему городу коммунарской униформе стали выкладывать перед ней пухлые пачки денег. Однако вовремя продемонстрированные ГПУшные корочки отбили у неё желание задавать глупые вопросы, и из сберкассы мы вышли, избавившись от груза финансовых проблем – зато с тоненькими бледно-розовыми сберкнижками в нагрудных карманах.

      Что ж, не знаю, как там обернётся дальше, а на сегодня жизнь, похоже, удалась. В карманах хрустят новенькие купюры (я предусмотрительно оставил себе триста рублей из полученных тысяч) до восьми вечера, когда в сторону