Чувства на продажу. Роман Афанасьев

орбитальных станций. Но от этого не переставала быть гадостью.

      Вяло потыкав ложкой в кашицу, Павлов поднял голову и обвел мрачным взглядом пищеблок, служивший команде и столовой, и кают-компанией, и залом совещаний. Небольшой круглый зал с белыми стенами был пуст и темен. Световые ленты на потолке были притушены, освещенным оставался лишь длинный центральный стол. Закругленные углы, без единой острой грани, утопали в полутьме. Стенные шкафы – такие же белые, как стены и такие же гладкие, робко светили из темноты индикаторами закрытых замков. Темнота. Одиночество. Невыносимая тяжесть на плечах. И безвкусная жижа в тарелке – вот удел тех, кто остался на орбите.

      Тяжело вздохнув, Павлов зачерпнул ложкой кашу и решительно сунул ее в рот. Нужно подкрепиться. Скоро смена – придется выйти наружу и проверить, как роботы-сборщики установили новые секции оранжереи.

      Яркий свет под потолком вспыхнул так внезапно, что Павлов чуть не подавился. Кашлянув, он обернулся, нашаривая взглядом виновника переполоха. Тот стоял в дверях, улыбаясь в рыжую бороду – почти два метра, девяносто килограмм, груда мышц, упакованная в серебристый рабочий комбинезон с оранжевыми метками технической службы на плечах. Семен.

      – Салют! – пророкотал гость, двигаясь к ближайшему белоснежному ларю, растянувшемуся от пола до потолка. – Опять давишься этой гадостью?

      Павлов нахмурился. Семена, техника-настройщика систем, он недолюбливал. Жизнерадостный юнец, считающий, что неопрятная борода каким-то образом добавляет ему солидности и возраста. Первый рейс, первые сто суток на орбите. Хороший инженер, но пытается вести себя как ветеран, да еще и ерничает над всем, чего не понимает. Это терпимо в быту, но на работе доведет когда-нибудь до беды.

      Семен, тем временем, не дожидаясь ответа, распахнул дверцу низкотемпературного ларя, именуемого в обиходе просто «холодильником» и вытащил из него огромный зеленый огурец. С пупырышками. С глянцевым блеском. С крохотным иссохшим хвостиком.

      Павлов нахмурился еще больше, глянул в свою тарелку. Семен взял огурец за хвостик, сунул в рыжую бородищу и смачно захрустел. Павлов вздохнул.

      – Отличный урожай, – поделился впечатлениями Семен, подходя к столу. – Михаил Саныч говорит, что в этом цикле соберем овощей на двадцать процентов больше.

      – Соберем, – буркнул Павлов, не поднимая взгляда от тарелки, – если кто-то, наконец, починит климатическую установку в третьей секции.

      – Ой, да ладно, – Семен плюхнулся на пластиковый стул, взмахнул огурцом. – Все климатические отклонения в пределах нормы!

      Павлов медленно поднял взгляд на радостного техника и сжал зубы так, что на скулах заиграли желваки. Ему было почти тридцать, он чисто брился, ненавидел небрежность в любой области. И только что потерял смысл жизни. Семену было двадцать, он был жизнерадостен, расхлябан, бородат, вечерами бренчал на гитаре и мечтал об аутентичном шерстяном свитере с высоким горлом. Павлову очень хотелось сказать Семену что-то плохое и резкое. Прямо сейчас.

      – Мальчики, умоляю, прекратите кушать образцы для тестирования! В самом деле, что же это такое!

      Грубые слова замерли у Павлова на языке. Он обернулся и немного смущенно глянул в сторону нового посетителя столовой. Михаил Александрович Зеленский, начальник биологической части, был милейшим человеком. Невысоким, чуть полноватым и абсолютно седым. Ему давно минуло шесть десятков, и поговаривали, что это его последнее дежурство на орбитальной станции. Дескать, на Земле его давно ждет кабинет преподавателя в родном институте Орбитальной Биологии и Экологии. Стандартный серебристый комбинезон делал его похожим на воздушный шарик и совершенно ему не шел. Ученому подошел бы строгий костюм с галстуком или домашний вязаный жилет. Человеком он был чутким, безупречно вежливым и аккуратным. Расстраивать его по пустякам Павлову не хотелось, поэтому он сделал над собой усилие и попытался улыбнуться.

      – Семен, сколько можно, – укоризненно произнес Зеленский, подходя к столу. – Я же неоднократно предупреждал, что до завершения проверки тестовой группы, запасы нельзя трогать.

      – Простите, Михаил Николаевич, – с виноватым видом отозвался Семен, не выпуская из рук огурца. – Но сколько уже тестов было. У вас все всегда идеально! Я точно знаю, уже и отгрузка новой партии запланирована на следующую неделю. Центральная выделила грузовой блок. Когда подгонят, будем отгружать для планетарной станции.

      – Это еще ничего не значит, – мягко прервал его Зеленский и воздел к потолку пухлый указательный палец. – Я должен все проверить и дать разрешение. А если случиться так, что в расчет дозы удобрений случайно вкрадется ошибка? Никто не идеален. Тем более ваш покорный слуга. Мы должны учитывать любую возможность ошибки или трагической случайности. Это, Семен, все-таки, орбита Марса. И наши огурцы…

      – И помидоры, – быстро вставил Семен, уже слышавший эту речь.

      – И помидоры, – согласился Зеленский, – должны быть просто идеальны и безупречны во всех отношениях. Наша оранжерея не просто производит свежие овощи для рациона работников Первой Планетарной, но служит исследовательским