Триптих в чёрно-белых тонах. Тамара Крюкова

в сердцах бросил он.

      Антонина ощутила привкус беды.

      – Ну и что будешь делать? – как-то отстранённо спросил Илья.

      От вопроса пахнуло холодом.

      – Что я буду делать? – переспросила она. – А ты не хочешь спросить, что мы будем делать?

      – А при чём тут я?

      Антонине казалось, что это кошмарный сон. Этот человек не мог быть её Ильёй, честным, открытым, улыбчивым и понимающим.

      – То есть как это при чём? Это ведь твой ребёнок, – тихо проговорила Антонина.

      – А почём я знаю, что мой? Может, ты за моей спиной его нагуляла, а я теперь крайний.

      – Ты думаешь, о чём говоришь? Ты ведь знаешь, что был у меня первым, – её губы задрожали от обиды.

      Он не мог поступить с ней так жестоко. Пусть бы он просто отказался жениться, но зачем выливать ушат грязи?

      Илья понят, что зашёл слишком далеко, но он не позволит себя захомутать.

      – Ну ты не больно сопротивлялась, – ухмыльнулся он. – К тому же я тебе ничего не обещал. Как говорится: встретились и разбежались. Ты – не школьница. Должна была понимать, отчего дети родятся.

      Слова любви – сосуд,

      в котором бурлит пьянящее вино страсти.

      Припади к живительному источнику.

      Пусть его безумие и сила вольются тебе в кровь.

      Как скоро вино испито.

      Сосуд опустел.

      Неужели бесполезные черепки, устилающие землю, —

      это слова любви?

      Антонина испытала облегчение, когда у неё родилась девочка. Ей казалось, что, если бы у неё родился мальчик, она не сумела бы его полюбить, потому что вся горечь и ненависть к мужчинам перешли бы и на него. Нерастраченную любовь Антонина вложила в крошечное существо, просиживая над кроваткой бессонными ночами и поставив под угрозу блестящую карьеру.

      Клюшка подрастала. От отца ей достались густые платиновые волосы с лёгким золотистым отливом и выразительные серые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами. Антонина не хотела этого сходства. Когда белокурая Клюшка стала привлекать внимание, в матери поселился страх. Красивой девочке ничего не стоило попасть в грязные лапы охотников позабавиться. Антонина Павловна была уверена, что все мужчины сволочи и развратники. Она молча терзалась беспокойством, а по ночам просыпалась в холодном поту. Её долг был оградить Клавдию от нечистоплотных мыслей и похотливых рук.

      Сама не осознавая, что делает, она с раннего возраста внушала дочери, что та страшненькая и старалась сделать её неприметной. Волосы прятались в туго заплетённую косу и зализывались так, чтобы нельзя было заподозрить, как они великолепны. Ещё до школы выяснилось, что у Клавдии небольшое отклонение в зрении, и Антонина надела на дочь очки.

      Все в один голос говорили, что в этом нет необходимости, к тому же очки безобразили девочку, но Антонина настояла на своём. «Здоровье – прежде красоты», – безапелляционно заявила она. Она даже себе не признавалась, что лукавит. Её мучили красивые, серые глаза, которые