Жестокий маневр. Сергей Зверев

помявшись, тот все-таки вложил в руку инженеру именной «стечкин», как и положено по правилам хорошего тона – рукоятью вперед.

      – А теперь прошу всех наружу, – подняв пистолет-автомат над головой, Протасов направился к выходу.

      К удивлению гостей, робот оказался еще ниже, чем они его себе представляли, – металлический монстр с полметра высотой походил на гигантскую черепаху. Вместо лап – траки, вместо панциря – обтекаемый титановый корпус. На вид робот был легкий, и казалось, его можно перевернуть одной ногой. Однако гость, попытавшийся это сделать, тут же понял тщетность своих усилий – приземистый «Т-191» стоял на траках так же уверенно, как танк на гусеницах. На глазах у гостей и уже подтянувшихся к командному пункту десантников инженер Протасов вскинул «стечкин».

      – Что он делает? – тихо спросил у одного из московских инженеров генерал Высоцкий.

      – Заключительная фаза испытаний, – ухмыльнулся тот, – можно сказать, импровизированная.

      Раздались выстрелы – корпус робота «Т-191» зашелся искрами, словно оголенный провод, попавший в воду. Когда патроны в обойме закончились, Протасов опустил «стечкин», вернул его законному владельцу.

      – Титановый корпус обычным стрелковым оружием не прошибешь, – любуясь на свое детище, заявил московский инженер, – его только из «станкача» можно нейтрализовать!

      – Вот это да… Интересно, сколько такой робот стоит? Нам бы таких на вооружение… – зашумели военные.

      – А теперь, кто хочет осмотреть робота поближе, милости прошу, – Протасов щелкнул зажигалкой и закурил сигарету.

* * *

      Быстрая река, зажатая с обеих сторон невысокими горами, буквально искрилась лунным светом, отчего складывалось обманчивое впечатление, что вместо воды в ней течет забродивший кефир. Каждый раз, когда в долину вдоль северного склона залетал порывистый ветер, лес, подступающий к узким, скалистым берегам реки, оживал: выворачивались белой изнанкой листья, потрескивали засохшие деревья, шуршали ветки, от чего у городского человека, оказавшегося в здешних местах, мороз пробегал по коже. Но даже когда погода не буйствовала, тут не было спокойно, в глубокой чаще леса завывали волки, отбивал чечетку дятел.

      Однако этой ночью ни первого, ни второго в долине не наблюдалось – на смену природным звукам пришел человек. Шум музыки, вырывающийся из мощных автомобильных динамиков, гул разговоров, призывный звон стекла, смех. Они, казалось, доносились отовсюду. И, как это обычно бывает в предгорьях, любой, даже еле слышный звук разлетался эхом, множился, отраженный скалами, с каждым новым отражением становясь лишь немногим тише.

      На берегу реки под брезентовым навесом за длинным деревянным столом из свежеструганых досок, заставленным хорошей водкой и средненьким коньяком, сидели десять мужчин с по-государственному важными лицами. В отдалении, сложенные с военной аккуратностью, высились штабельки чурок сухостоя. На сваленных бензопилами хвойных деревьях, еще пахнущих свежей, не успевшей