Белый мерседес. Анатолий Рубин

возникающих снова.

      Под мерный стук колес можно несколько забыться. Вокруг люди, их личная неустроенность и неопределенность, и твое собственное будущее казалось не таким серьезным. Потом пошел спать.

      …Скоро граница. Проводник раздал листочки деклараций. Заполняя ее, и отвечая на вопросы, сколько гражданин везет валюты, есть ли оружие и наркотики и художественные ценности, это даже польстило Родиону, что его можно было заподозрить в чем-либо подобном. Пассажиры сидели тесно прижавшись друг к другу заглядывая в декларацию: как кто ее заполнил.

      Больше всех переживала Валентина. Она сидела мертвенно бледная, ее декларация тряслась так, словно ее снизу поддувал мощный вентилятор.

      Граница – дело серьезное. Проносятся по составу, сменяя друг друга, пограничники с собаками, таможенники, какие-то суровые люди в штатском. Кого-то выводят под руки. С кого-то берут штраф.

      Уже перед самым визитом таможенников в купе стали забегать какие-то активисты, которые спрашивали: «Как будем договариваться с таможней: каждый за себя или сообща?» Предлагалось скинуться. Те, кто вез много «криминала», стояли за социализм: зачем мол, разбираться, надо быть всем заодно. Но трусливые носители индивидуальных ценностей ни в какую не соглашались и не хотели круговой поруки. Их соседка Валентина разрывалась между желанием подмазать и желанием сэкономить: у нее было много «криминала», но еще больше было долгов.

      – Всем приготовить паспорта и багаж к досмотру! – последовал зычный голос таможенника и сердце, нырнув сначала в пятки, забилось, учащенно, как будто ты как минимум преступник, и решается твоя судьба: посадят тебя в тюрьму или нет.

      Эдик, заметив волнения Крестовского успокоил его: «Родион, мы ничего не везем, нам бояться нечего».

      И все же, то, что они ехали налегке, показалось подозрительным таможенникам. Крестовского отвели в сторону и тщательно обыскали. Но, кроме 100 марок, ничего не нашли. Не внесенная в декларацию валюта покоилась в плавках у Эдика.

      В Бресте после переезда границы их ожидал новый таможенный досмотр, теперь уже польский. В вагон властно зашли польские таможенники в какой-то необычной красивой форме. Кто-то из пассажиров просыпал сухие сливки. «А вот и героин», – пробуя на вкус белый порошок, пошутил польский офицер. Таможенник внимательно просмотрел паспорта. Другой представитель таможни привычным и натренированным жестом профессионала склонился над Валентининой сумкой, необъятной по размерам, которую, наверное, берут для восхождения на семитысячники и оттуда гейзером вырвался ворох женского белья, шампуней, будильников, термостатов и кладка сигаретных блоков. Все замерли. «Выставить в коридор и сдать в камеру хранения», – прозвучало властно.

      Потом таможенник так же величественно, как и вошел, покинул купе. После этого Валентина стояла в коридоре вагона, умоляя и бормоча что-то извиняющее. Затем, не теряя времени, пока таможенник