На переломе эпох. Том 1. Владимир Земша

дыхание, он прикоснулся губами к её приоткрывшемуся рту. Она жадно подалась ему навстречу, и они забыли обо всём на свете…

      – Я… тебя… люблю… – прошептал юноша.

      – Я знаю, – кокетливо улыбнулась девушка, откинув голову набок.

      – А ты?.. – он замер в ожидании.

      – Да, наверное, – она пожала плечами, улыбнулась и обвила его за шею, притянув к себе для полного страсти поцелуя…

      Тускло светили уличные фонари, вокруг которых роились насекомые. Молодым людям казалось, что всё мироздание в эту минуту вращалось только вокруг них двоих. Влад потянул Сонечку за руку, увлекая под густую сень деревьев. Теплый ночной ветерок всколыхнул её ситцевое платьице… А жадная до ласк рука курсанта ловко скользнула вниз, с трепетом, едва погрузив пальцы в персиковую мякоть…

* * *

      Твои глаза меня пленяют,

      Твои уста полны любви.

      И страстью сердце наполняют

      Твои прелестные черты.

      И в грёзы дальше погружаясь,

      Твоих волос волну любя.

      Я их дыханьем наслаждаюсь.

      И воспеваю я тебя!..

      Заката алости блистают.

      Манят любовный лунный свет.

      И с таин пелена спадает…

      И проклинаю я рассвет!..

Автор В. Земша 1984 г.

      Февраль 1986 г. Новосибирск

      Смеркалось. На БМП установили приборы ночного видения[66].

      – По машинам! – прозвучала команда. Очередная группа курсантов бросилась к БМП. Бежали, мандражируя внутри от волнения. Тяжело бухая валенками по глубоким сугробам.[67]

      У Тимофеева обледенелые пальцы ног больно впивались в носок валенка. Вдобавок снег забивался внутрь сквозь дырку под пяткой, прикрытой наспех сложенным в несколько раз листом бумаги из старых конспектов по ППР. Схватившись бесчувственными полуобмороженными, в обледенелых коричневых армейских перчатках пальцами за звенящую стужей броню. (Если схватить за неё голой рукой, та может крепко прихватиться морозом к коже.) Тимофеев влез в отсек механика-водителя, задвинул люк. Начал в темноте на ощупь дрожащими бесчувственными пальцами вверх-вниз переключать тумблера, запускать бензонасос, маслонасос, и т. д. это тебе не Жигуль, где провернул ключ и – порядок!

      – Кто придумал делать это всё по-отдельности! – подумал курсант, щёлкнув последним тумблером…

      Сердце ёкнуло. Что-то зажужжало. И он начал дрожащими руками настраивать радиосвязь с вышкой. Время отщёлкивало секунды. Через полминуты должен прозвучать доклад о готовности! В нос ударило соляркой… Двигатель запустился! Слава богу!

      – Ни черта не видно! – подумал курсант, глядя в ночной прибор и покрываясь холодным потом.

      – «Третий», доложить о готовности, я «вышка», приём!..

      – «Вышка», я «третий», к движению готов, я «третий», приём!..

      – Марш! – прозвучала команда.

      Курсант Тимофеев нажал главный фрикцион (сцепление), переключил рычажок передачи, расположенный справа от штурвала, и, резко бросив педаль фрикциона, поддал щедро обороты.

66

Что за дрянь! Разве можно в них что-то разглядеть! Все советские ночные приборы имели дохлые аккумуляторы, зарядка их занимала уйму времени и сил. Половина барахлила. Они засвечивались от яркого света, были очень грубы и деликатны одновременно.

67

Некоторые из тех, кто обладал ступнями 43-го и более размера, почему-то такого дефицитного для валенок, вынуждены были влезать в 42-й, 40-й, или даже в 39-й! Такие бежали, странно прихрамывая, как-то почти на цыпочках.