Умножение скорби. Наталья Кочегарова

зу летит в мусорное ведро, я оставляю лишь конверт без адреса, на нем печатными буквами написано только одно слово – Александре. Это мне, и, даже не распечатывая его, я догадываюсь, что будет внутри – лист бумаги, вырванный из школьной тетради, на котором всего пять слов: «Я знаю, кто это сделал». Вчера была вторая годовщина гибели моего Павлика, моего непутевого Пашки, и ровно год назад я получила такое же письмо. Тогда у меня не было ни сил, ни желания задумываться над тем, что бы это значило, и конверт вместе со странным сообщением отправился вслед за рекламой, но сейчас… Нет, сейчас я, пожалуй, попробую разобраться.

      Я – нянька. Предпочитаю употреблять именно это слово для определения моего нынешнего рода занятий. Не новомодный американизм «бэбиситтер», не классический старо-французский вариант «гувернантка», а именно нянька, потому что это – правда. Благодаря Арине Родионовне профессия няни пользуется в нашей стране некоторым уважением, но очень и очень небольшим. Помню, как в детстве, когда я жила у бабушки, моя строгих правил тетушка, приезжая навестить нас, безуспешно пыталась отучить соседскую девчонку лет пятнадцати называть мою бабушку «няней»: «Какая она тебе няня? Ты взрослая девица! Забыть уже пора про то, что Анна Васильевна с тобой сидела когда-то!» Та послушно соглашалась, но стоило тетушке уехать восвояси, как я снова и снова слышала из приоткрытой двери, которая запиралась только на ночь: «Нянь, к тебе можно?». Няня – что-то родное, уже в детстве чувствовала я и даже ревновала бабушку к ее бывшей воспитаннице. Похоже, моя работодательница тоже понимает это, потому что подопечная, моя любимица Ксюха, по настоятельному требованию мамы называет меня строго: Александра Николаевна. И только иногда, если девочка долго не может уснуть, и мне приходится прилечь рядом с ней, читая какую-нибудь «усыпительную» книжку, уже в полусне она шепчет мне на ухо: «Все, нянь, я сплю». Так что все-таки я – нянька.

      Честно говоря, было непросто устроиться на такую работу с моим автодорожным образованием, да и облик мой слишком далек от хрестоматийного образа няни, хотя я давно уже бабушка. Во-первых, я блондинка, причем натуральная, и с возрастом по известной причине становлюсь только светлее. Во-вторых, размер одежды у меня по-прежнему стандартный сорок четвертый, а стиль определяется теперь уже во многом выбором дочери, которая унаследовала мою фигуру, хотя похожа больше на отца – и лицом, и характером. Доходы у меня скромные, так что гардероб состоит в основном из вещей дочери (и уже некоторых – внучки), тех, что теперь «продвинутая» молодежь называет словом casual – джинсы, куртки, свитера и майки. В сочетании с предельно простой прической «каре» (благо все еще густые волосы позволяют) и рюкзаком на плече такая экипировка не дает мне вписаться в привычные ряды российских пенсионеров. Отсутствие производственного стажа и начальственных навыков придают моему лицу выражение некоторой наивности, во многом обманчивой, однако тоже уменьшающей на взгляд окружающих мой возраст. Ну, и конечно, проведенное в маленьком провинциальном почти не знавшем асфальта городке детство, от которого на всю жизнь румянец на щеках.

      Одним словом, родители Ксении, Игорь и Татьяна, долго изучали мой паспорт, передавая его друг другу, хотя меня рекомендовала им наша общая хорошая знакомая. Знанием языков я похвастаться не могла, несмотря на то, что возможностей изучить хотя бы один из европейских у меня было более чем достаточно, музыкальными способностями – тоже. Решающим оказалось умение неплохо водить машину – ребенка надо было возить на занятия теннисом и в бассейн. Проехавшись со мной на «Ниве», которая тоже перешла ко мне от дочери, Игорь решил, что сможет доверить мне свое сокровище. А в качестве транспортного средства выделил нам с Ксенией свой старый джип, видавший виды черный «гелендваген», предварительно подвергнув его суровому капитальному ремонту. На заднем сиденье трехдверного джипа девочка чувствовала себя как дома: можно поспать, а можно и поиграть, если машина стоит в пробке. В отличие от мамы с папой, Ксюша приняла меня сразу, но в этом нет моих особенных заслуг, потому что более жизнерадостного и открытого миру ребенка я еще не встречала, так что ей подошла бы любая выбранная родителями нянька.

      Как же я, Александра Малышева, дошла до жизни такой? Ведь все время, пока рядом был Олег, я сама была Деткой… Муж редко называл меня по имени: ни рождение дочери, ни даже сына не изменило ситуации – я по-прежнему оставалась Деткой. Нашему браку завидовали все мои подруги: «Александра, вот уж ты действительно за мужем, как за каменной стеной! Поди, не знаешь даже, что такое последняя десятка до зарплаты, почем нынче буханка хлеба и где ЖЭК находится!» И я действительно не знала. Как не знала многого другого в обыденной жизни советского образца, да и в заграничной – тоже. Работа, а точнее, служба мужа была связана с командировками за рубеж, что в те времена было уделом избранных, но в моих глазах Олег и был таковым. Он был, что называется, первым парнем в родном городе, он оставался им в столице нашей Родины Москве и в центре международной жизни Европы Женеве. Дочь долгое время была уверена, что папа работает Джеймсом Бондом – он действительно был чем-то похож на легендарного героя Яна Флеминга, душа мужских компаний и любимец женщин. Мне нелегко было завоевать его любовь, но когда я все-таки добилась своего, весь мир оказался