Роза и семь братьев. Луиза Мэй Олкотт

а потом мне снятся тревожные сны, и я не высыпаюсь.

      – А что ты делаешь целый день?

      – Читаю, немного шью и потом сижу с тетушками.

      – А ты не бегаешь по саду, не катаешься на пони и ничего не делаешь по дому?

      – Тетушка Изобилие говорит, что я слишком слаба для таких усилий. Иногда я катаюсь с тетушками, но я не особенно люблю эти поездки.

      – Неудивительно, – сказал дядя Алек как бы сам себе и быстро прибавил: – Кто-нибудь приходит поиграть с тобой?

      – Никто, кроме Ариадны Блиш; но она такая глупая, я терпеть ее не могу. Вчера тут были мальчики. Кажется, они хорошие, но ведь я же не могу играть с ними.

      – Отчего же нет?

      – Барышни моего возраста не должны играть с мальчиками.

      – А вот и нет, это именно то, что тебе надо. Мне кажется, ты слишком изнеженна. Они хорошие ребята, и со временем вы обязательно подружитесь и будете играть вместе. Кроме того, я постараюсь найти тебе подружек, не испорченных хорошим воспитанием.

      – Фиби очень хорошая, я ее очень люблю, хотя и встретила только вчера, – воскликнула Роза, оживляясь.

      – А кто эта Фиби, скажи, пожалуйста?

      Роза с жаром рассказала то, что знала; дядя Алек слушал, и странная улыбка блуждала на его губах, в то время как глаза были совершенно серьезны и он внимательно смотрел на личико, поднятое к нему.

      – Я очень рад, что в тебе нет сословных предрассудков, но я не могу понять, за что ты любишь эту девочку из приюта.

      – Вы можете смеяться надо мной, но я ее люблю, хотя не могу сказать за что. Она кажется такой счастливой и рассудительной. И хорошо поет. У нее так много сил, что она может все мыть и чистить. У Фиби нет никаких горестей, которые бы ее мучили, – сказала Роза, делая над собой усилие, чтобы объяснить все это.

      – Откуда тебе это известно?

      – О, я рассказывала ей о моих горестях и спросила, грустит ли она о чем-нибудь. Фиби ответила, что нет, только ей хочется ходить в школу, и она думает, что когда-нибудь это устроится.

      – Выходит, она не грустит о том, что одинока, бедна и должна много трудиться? Значит, она хорошая девочка, и я буду очень рад с ней познакомиться, – дядя Алек одобрительно покивал головой, и Розе захотелось, чтобы он и ее похвалил.

      После минутного молчания, он спросил:

      – А какие же горести у тебя, детка?

      – Не спрашивайте меня о них, дядя.

      – Разве ты не можешь рассказать мне о них, как рассказывала Фиби?

      И было в его голосе что-то такое, что Розе захотелось тут же рассказать все и покончить с этим. Она покраснела и, отвернувшись в сторону, прошептала:

      – Самое ужасное, что я лишилась папы…

      Дядя Алек обнял племянницу, притянул ближе к себе и ласково сказал голосом, так похожим на голос ее отца:

      – Этому горю я помочь не могу, дитя мое, но постараюсь сделать все, чтобы тебе стало легче. Что тебя еще беспокоит, дорогая?

      – Я такая слабая и жалкая и ничего не могу делать. Это меня сердит. И у меня часто болит голова, – Роза со вздохом потерла виски.

      – Это можно вылечить, и