Феномен. Владимир Поселягин

рабочие завода – тоже, а мы бутерброды с колбасой и маслом наворачиваем. Это мои люди, а я не жмот. Тут сразу видно кто есть кто. Если нормальный мужик, то я не отталкивал, а мерзота всякая (и таких хватало) даже и не приближалась: знала, что изувечу. Они, конечно, стучали, что мы хорошо живём, и обыски у нас были частыми.

      А хорошо было. Я с егерей взял походную жаровню, там сухое топливо, можно воду кипятить, супчик сварить, а мы вот чаи гоняли. Утварь тоже была – чайник и котелок. Я в бараке ничего я не держал, доставал из хранилища по мере надобности, а после использования убирал. Откуда всё бралось, никто не знал. Думали, у меня свой человек в охране, он и снабжает – такова была основная версия.

      Работали мы хорошо, даже перевыполняли план, и нам его подняли. И тут меня выпихнули. Утром под конвоем доставили к начальнику охраны, который сообщил мне, что был пересмотр дела, меня оправдали, я свободен. Пшёл вон.

      Уходить я категорически не хотел, бойцы напрасно старались оторвать меня от ворот. М-да, нехорошо как-то.

      Начальник нашей закрытой зоны, в которой было всего сто шесть заключённых, скомандовал конвоиру:

      – Прикладом ему по пальцам.

      Бойцы тут же расступились, и один курносый из охраны замахнулся винтовкой. Пришлось отпустить ворота и сделать пару шагов назад. Ворота тут же захлопнулись, сверху мне скинули старый вещмешок с моими вещами, сюда же спланировали две бумаги.

      – Чтоб вас испанцы залюбили! – крикнул я охране.

      Это было тяжёлое оскорбление, и они это знали, защёлкали затворами. Зло сплюнув, я подобрал вещмешок, закинул его за спину и поднял обе бумаги. Одна была об освобождении (даже без фотографии), другая – приказ из кадрового отдела Красной армии явиться не позже восьмого августа. Изучив приказ, я смял его и выкинул: я гражданский, о да, и приказывать они мне не могут. Вторую бумагу, об освобождении, я убрал в карман и направился прочь.

      – Бард! – окликнул меня капитан НКВД, начальник охраны нашей шарашки. – Почему вторую бумагу выбросил?

      – Там приказ явиться в кадровый отдел армии. А я гражданский, меня по суду выгнали из армии с позором, а значит, приказывать мне они не могут. Так что пшли они.

      – Ты что, не патриот?

      – Блин, я весь такой патриотичный в вашей шарашке работал, изо всех щелей патриотизм прёт. Я гражданский, и точка!

      Развернувшись, я энергичным шагом пошёл прочь. Эту страницу своей жизни я перевернул. Жаль, афера с дынями не вышла. Я связался со смотрящими других ближайших зон и договорился, что они через своих людей на воле направляют нашей шарашке один из трёх вагонов с дынями первого урожая из Узбекистана. Теперь-то уж что.

      Я хотел было пойти на станцию, но потом свернул на рынок. Денег советских у меня немного, но есть что продать. Хотел купить свежих куриных яиц, хлеба (наверняка кто-нибудь печёт), пирогов. Потом буду думать, что делать дальше. В Москву не поеду. То, что я сижу, девчата знали, письмо я им отправил, да и от них два успел получить. У них там